Толстяк неспешно поднялся, отряхнулся, огляделся. Комната не могла похвастать своим убранством- стол, стул, кресло, диван и допотопная техника. Да и хвастать было давно не перед кем: такой слой пыли на всем мог означать только одно – комната пустовала годами. Наш герой с видом эксперта пальцем провел по ближайшему экрану и, глядя на руку, пробурчал: «Мда, Фреккен Бок, Вам придется взять расчет», – и тут же заметил боковым зрением какое-то движение. Повернувшись к экрану, он вдруг увидел пальмы и волну, которая то карабкалась на каменистый берег, то медленно сползала с него. Журналист дотронулся до следующего экрана – опять пальмы, волна, но уже песок, затем еще до одного, и еще, и еще. Вскоре он смог назвать себя счастливым обладателем беззвучной видеотрансляции с необитаемого острова, почти такого же, как тот, на котором находился сам.
Но зачем кому-то любоваться красотами чужого острова, если есть свой, стоит только выбраться на поверхность? Или так: Но зачем кому-то камеры на острове, если тот необитаем? Или вот еще как: Зачем наблюдать за островом, на котором кроме пальм ничего нет: ни домов, ни сооружений, ни вообще каких-либо следов разумной жизни? Журналистское чутье подсказывало, что здесь не все так просто, но что именно его смущало и какой вопрос главный, понять толстяк не мог.
Допустим, за островом наблюдал какой-нибудь биолог-зоолог-ботаник (или пусть даже сумасшедший, фанатичный биолог-зоолог-ботаник), почему бы ему не находиться на том же острове? Ладно, предположим, что он не хотел повлиять на объект изучения, и поэтому перебрался на другой остров, но что ему мешало проводить исследования там наверху, периодически любуясь закатом в окне, а не здесь – в подвале- где закат можно увидеть только на экране (исключая, конечно, закат карьеры – наш шутник мысленно похвалил себя за остроумие). Толстяк чувствовал, что тут сокрыто нечто большее. Он, конечно же, видел стоявший в комнате письменный стол и предположил, что найдет в нем ответы, но сознательно оттягивал начало его «журналистского расследования» (или по-простому, проверки ящиков стола) , чтобы насладиться важностью момента, который теоретически должен был разделить его жизнь на «до» (вот он стоит мало кому известный, но подающий большие надежды журналист) и «после» (вот он стоит – надежда мировой журналистики, победитель всех мыслимых и немыслимых журналистских конкурсов и обладатель многочисленных премий), на случай «а вдруг нет».