Я лично имею то удовлетворение, что Бисмарк мне в 1886 г. доверил чрезвычайно деликатную миссию в Брест и при этом сказал обо мне: «Этот когда-нибудь станет своим собственным канцлером». По-видимому, князь кое-что во мне находил. Я не в обиде на него за третий том его воспоминаний; я этот том освободил из-под ареста.
Дальнейшее задержание его было бы бесцельно, так как главное его содержание стало уже известно благодаря нескромности некоторых. Иначе можно было быть разного мнения о своевременности появлений этого тома. Бисмарк перевернулся бы в гробу, если бы мог знать, в какой момент вышел в свет третий том и каковы были его результаты.
Я бы искренно сожалел, если бы третий том повредил памяти великого канцлера, так как Бисмарк – одна из героических фигур, которые нужны немецкому народу для его возрождения.
Моя благодарность и мое преклонение перед великим канцлером не могут быть поколеблены ни третьим томом его воспоминаний, ни чем бы то ни было иным.
В первой половине 80-х годов я по предложению князя Бисмарка был командирован в министерство иностранных дел, которым руководил тогда граф Герберт Бисмарк. Когда я явился к князю, он дал мне краткую характеристику главных лиц в министерстве. Когда при этом он назвал г-на фон Гольштейна, который тогда был одним из виднейших сотрудников князя, для меня как бы прозвучало в словах князя предостережение против этого человека.
Я получил отдельный кабинет, причем мне были представлены для изучения все материалы о подготовке, возникновении и заключении союза с Австрией (Андраши). Я много бывал в доме князя и у графа Герберта. После того как я несколько освоился в Бисмарковском кругу, при мне стали более открыто говорить о г-не фон Гольштейне. О нем передавали, что он очень боязлив, хороший работник, безмерно тщеславен, чудак, который нигде не показывается и совершенно не вращается в обществе, недоверчивый, полный причуд, притом злопамятный – словом, опасен. Князь называл его «человеком с глазами гиены» и говорил, что мне бы следовало держаться вдали от него. Очевидно, уже тогда у Бисмарка назревало то резко-критическое отношение к Гольштейну, какое князь позднее проявлял по отношению к своему прежнему сотруднику.
Граф Герберт, грубость которого по отношению к подчиненным бросалась мне в глаза, сурово подтягивал чиновников в министерстве иностранных дел. Когда граф звал их или отпускал, они так мчались, что, как тогда говорили в шутку, «полы сюртука развевались у них перпендикулярно телу».