Благодаря сообщениям Кованды мог я пустить шпильку относительно отношений к Соколу, цензуры и т. п. Наместник, был, по-видимому, удивлен и даже поражен. Полагаю, что не ошибусь, если скажу, что в глубине души он со многим должен был согласиться; при прощании он благодарил меня за посещение и несколько раз повторил, что его чрезвычайно заинтересовали мои выводы. Руки мне снова не подал, но во время разговора он заметил, что лично против меня он ничего не предпринял. Основываясь на этом, я решил, что мне удастся без особых затруднений выехать в третий раз за границу. Кроме того, я обратился к нему с одной конкретной просьбой: передать немецким евреям, чтобы они были умереннее в своем австрофильстве. В Праге было значительное отвращение к немецким евреям, ходили слухи о погроме немецких редакций и тому подобное; лично я говорил о том же с разумными немецкими евреями. Я опасался, что еврейские погромы произвели бы скверное впечатление за границей и затруднили бы мою деятельность. Тун обещал, что примет меры.
Через несколько дней я снова написал Туну и обратил его внимание на некоторые явления. У меня были также тактические цели – не показывать перед скорым отъездом своих намерений и вести себя самым невинным образом.
Чтобы еще раз проверить свое отрицательное отношение к Австрии, поехал я в Вену переговорить с некоторыми политическими деятелями.
Отправился я, между прочим, к Керберу, с которым беседовал часто довольно откровенно; на этот раз мы говорили более двух часов, подробно разобрали положение. Я расспрашивал о некоторых лицах, главным образом из придворных кругов. Формулировал я свой главный вопрос следующим образом: способна ли Вена на необходимые реформы в случае победы? Кербер по глубоком размышлении и разборе лиц ответил определенно: нет. Победа усилит старый режим, а новый (Карл) не будет ни в чем лучше; после победоносной войны решающий голос приобретут военные, а они будут централизовать и германизировать, создавая абсолютизм с парламентским украшением. А что Берлин, спросил я, не будет ли он настолько разумен, чтобы толкнуть своего союзника на реформы? Едва ли, последовал ответ.
Если бы у меня было больше места, я бы мог привести из рассказа Кербера о дворе и близких ему сферах множество прямо анекдотических примеров бездарности и нравственного вырождения, но думаю, что это лишнее, так как мемуары Кербера наверно не потеряны. Кербер не смотрел на династию, на Вену и Австрию так, как я, не судил о них с нравственной точки зрения, но тем убедительнее были его политические характеристики.