Царившая здесь крайне напряженная и гнетущая обстановка лишний раз заставляла невольных пленников этой каюты вспомнить о реальном положении дел. А воздух, источающий горе и несчастья, так и нагонял невыносимую тоску и грызущую сердце боль.
– Даже и не знаю, Ноча… – нарушил тишину каюты обладатель жгучих карих глаз светлого-песчаного окраса с желтоватым отблеском молодой босоногий мышонок по имени Тош, облаченный в изрядно изорванные черные морские штанишки и заправленную в них выжженую алую рубаху свободного кроя.
Решив хоть немного развеять нескончаемую грусть, которая на протяжении долгого времени стала неотступной спутницей друзей, он с неким озорством в голосе, в который раз решил отшутиться.
– Как и отблагодарить тебя, за то, что Вы – пираты, не имеете привычки заводить на своем корабле темный сырой трюм, в который нас точно бросили, окажись он здесь…
Несмотря на дельное замечание «публика» была не слишком настроена на шутки-прибаутки. Единственной его слушательницей оказалась совсем еще юная мышка с головы до пят жгуче черного окраса, со сверкающими золотистыми глазками, чуть прижатыми к голове ушками и волнистыми волосами до плеч.
Названная за свой окрас Ночей – девушка, совершенно убитая горем от нахлынувшей волны воспоминаний, что навеивала вся эта обстановка, посреди луж сидела на полу возле кресла и перебирала кусочки обшивки, валяющиеся здесь в избытке.
Засученные до локтей рукава изорванной почерневшей от гари и копоти рубашки, истерзанные огнем штанишки, полное отсутствие обуви и бардак на голове – всё так и кричало, что бедняжке очень досталось. Ко всему прочему ладони оказались перебинтованы, дабы не занести заразу в многочисленные ожоги, которыми наградила её Свобода. А так как здесь, с некоторых пор «хозяйничали» сквозняки, на плечи мышка накинула доходивший до уровня колен морского кроя камзол с высоким воротом, что смогла отыскать в каюте.
«Мой отец… С самого детства говорил мне… Что этот корабль создан не для Войны, а для Мира! – с паузами, сквозь горькие слезы проскрипела девушка, всё больше втягивая шею в плечи. – Я помню тот день… Когда он впервые разрешил мне подняться на борт… Он сидел здесь, на кресле, а я играла подле его ног…»
Не в силах оторвать глаз от разбитых крупиц прошлого, крайне прискорбным голосом завела рассказ Ноча.