– Спасибо, – прошептала мама Алины, промокая глаза салфеткой.
– Пожалуйста, выслушайте меня, – присаживаясь рядом с женщиной, произнес врач. – Я понимаю, насколько для вас это тяжелая ситуация. Но посмотрите на неё глазами Алины. Её жизнь теперь изменится полностью. Она не только потеряла ребёнка, что само по себе уже большое горе. Она потеряла возможность его иметь и в дальнейшем. Мало того, она никогда не сможет ходить. Когда ваша дочь придёт в себя, вам надо быть очень сильной, чтобы помочь ей пережить все эти потери и снова обрести опору в жизни. Заново найти себя. Ей будет стократ тяжелее. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь. Тем более, что её сознание уже возвращается. Она не должна видеть вас в слезах.
– Я всё понимаю, Алексей Васильевич, – прошептала женщина. – Просто мне иногда кажется, что это кошмарный сон, от которого я никак не могу проснуться.
– К сожалению, это ваша новая реальность. И чем быстрее вы её примете, тем быстрее сможете помочь Алине сделать то же самое.
Доктор видел, каких усилий стоило женщине взять себя в руки. Её единственная дочь, её радость и гордость, красавица и спортсменка, подававшая такие надежды, вдруг волею слепого случая была выброшена из океана жизни на берег, на котором ей ещё только предстояло научиться жить. Тамара Петровна ополоснула лицо, смывая остатки слез, подсела поближе к Алине, взяла её за руку и тихо произнесла:
– Всё будет хорошо, девочка моя. Вот увидишь, все будет просто замечательно. Я уверена, у тебя всё получится. А я буду рядом.
На миг её губы дрогнули, но женщина сумела справиться со своими чувствами. Она посмотрела на Алексея Васильевича, и тот чуть заметно кивнул ей.
Алина с трудом открывала глаза. Яркий свет ослеплял, а веки весили будто по тонне каждое. Девушке казалось, что она на лодке, потому что то, на чём она лежала, словно непрестанно качалось, вызывая в теле ощущение невесомости. Она не чувствовала ничего, кроме свинцово-тяжёлых век. И ещё – дикое желание снова уплыть в темноту. Но назойливый голос всё твердил и твердил ей в ухо:
– Алина, просыпайся, открывай глаза.
Над кроватью склонилось чьё-то лицо, которое пока выглядело расплывшимся пятном. Алина слышала писк аппаратуры, шарканье чьих-то ног, далёкие голоса, даже приглушенный смех, но пока не могла осознать, где она находится. Память услужливо помалкивала, скрывая от неё подробности последнего события, и Алина позволила темноте снова затянуть себя. Но опять и опять раздавался этот невыносимый голос, призывавший её обратно. Пришлось сделать над собой усилие и раскрыть глаза.