Дана за время пути полностью восстановилась, свободно могла двигать руками и ногами. Они с Марикой, так звали её сердобольную попутчицу, сидели в телеге, тесно прижавшись друг к другу. Так было теплее и немного спокойнее.
Две девочки из разных миров, так похожие друг на друга тем, что в жизни им не хватило тепла родных, в тяжёлую минуту жались друг к другу в поисках поддержки и опоры.
Невольничий рынок, который на деле оказался всего лишь небольшой ровной площадкой у реки, разделённой на две части и обнесённой двухметровой каменной стеной, встретил их шумом и гомоном.
То тут, то там виднелись продавцы живого товара, которые рекламировали этот самый товар. Покупателей было не очень много, гораздо меньше, чем потенциальных рабов. Они важно расхаживали по площадке, осматривая, прицениваясь, раздумывая, задавая вопросы.
Почему рынок поделен на две части, Дана поняла только тогда, когда женщин, прибывших с обозом, отделили от мужчин и выстроили в одной половине, а мужчин увели на другую. Вслед им раздались рыдания. Это плакали матери, жёны, дочери, сёстры, которых разделили с сыновьями, мужьями, отцами и братьями.
Дана задумчиво посмотрела вслед уходящей группе мужчин, оглядывающихся и подгоняемых стражами, а потом перевела вопросительный взгляд на Марику. Та поняла её безмолвный вопрос и постаралась ответить на него, как бы невзначай, не обращаясь ни к кому:
– Эх, хоть какая-то польза от того, что у меня нет родных. Не по кому будет горевать!
И Дана поняла, что, скорее всего, семьи никогда больше не встретятся и не воссоединятся, не увидят друг друга. А вот по ней никто не станет плакать! Она подумала о своих родных, о том, как они пережили её исчезновение. Уж, наверное, не стали рыдать и убиваться, как вон та, рыженькая.
При этой мысли в носу у Даны защипало, а на глаза накатились непрошеные слёзы. И так стало жалко себя – хоть волком вой. Но надо держаться! Она постаралась переключиться на другое. Лучше думать о Фейгане…
Почему здесь царит такая жестокость? Ей, выросшей в обществе, давным-давно избавившемся от рабства и крепостного права, было тяжело смириться с тем, что на неё смотрят как на вещь, да ещё распоряжаются её жизнью по своему усмотрению. Всего лишь потому, что её некому защитить!
В данный момент она чувствовала себя абсолютно беззащитной и бессильной. И уже не ждала от судьбы ничего хорошего, но та вдруг расщедрилась и решила повернуться к ней лицом…