Я ускоряю свой темп.
Мы поднимаемся на этаж выше.
Все выше и выше.
К небу.
К Богу.
А порой спускаемся снова вниз, нажав кнопку лифта, чтобы купить хлеба и пачку кефира.
Она кладет свои руки на мою холодную железную руку.
Противостояние между человеком и машиной.
Я еле притрагиваюсь к ее правому уху и почти шепотом говорю ей:
– Тогда пошла нахуй отсюда. Даю тебе пару секунд.
Девушка выпучивает свои зеленые глаза и в шоке не понимает, что делать. Как такой охуенный, романтический, молчаливый парень превратился в отбросы общества.
– Я не шучу, – говорю ей я. – Знаешь, почему у меня нет руки? Мне отрезали ее местные авторитеты за то, что я убивал правой рукой, сносил им бошки, резал, кромсал.
Конечно я же ей налечил, однако в такие моменты я люблю наблюдать за людьми.
За их страхом.
Где умирает твое эго и человек предстает перед тобой таким, какой он есть.
Боязливым никчемным существом, мечтающим выжить.
Девушка вскакивает с кровати и в спешке собирает свои дорогие вещи и надевает на роскошное тело, цепляя на правую ногу мой фирменный ремень, на котором я мечтал повеситься.
Я же слушаю ее суетливую тишину, сижу на кровати, уставившись в одну точку.
Девушка почти оделась.
Быстро накрасила лицо и остановилась.
– Кто ты все же? Какой-нибудь маньяк-насильник? Какому-то мудаку с района никто не поставит имплантат вместо руки.
А она стойкая девочка.
Обычно местные шлюхи из бара выбегали из этой квартиры, затыкая свою анальную дырку большим пальцем с маникюром.
– Ты не боишься меня? – продолжаю снова играть ей.
– Боюсь. Но я хочу знать, кто ты, – она стоит возле двери и ждет от меня ответа.
Я медленно встаю с кровати и подхожу к ней, хватаю ее за шею своей обычной рукой из пота и крови и толкаю до тех пор, пока она не ударяется об стену головой.
– У каждого из вас есть прошлые жизни. Ты могла быть каменщиком и умереть от недостатка в твоем сердце любви проституток. Ты могла быть студенткой-наркоманкой, влюбившейся в мажора на крутой тачке. И в отличие от вас у меня была всего одна жизнь, и я продолжаю жить именно этой жизнью. Жизнью слуги, у которого больше нет выбора. И самое ужасное в ней то, что я не могу умереть. Представь, насколько ты должен не хотеть жить, желая умереть. Ну, что бы ты ни делал, у тебя этого не выйдет. Как бы ты ни стрелялся, как бы ты ни резал себе вены, как бы ты ни вешался –