Когда закончили последнюю серию, порошок развесили в розоватые гелевые капсулы и сплавили их в облитые сахарной глазурью таблеточки. Сумка у Дэвида раздулась от них, как мяч. Он прикинул, что отцовский пенсионный счет примерно равен тому, что у него сейчас на плече. Возвращался домой он в приглушенном свете коридорных фонарей. В покрасневшие глаза словно песку насыпали, зато шаги его были легки.
Тетя Бобби, как всегда, расположилась в общей комнате – делала глубокие растяжки и смотрела на монитор. В камеру серьезно говорила что-то молодая женщина с лицом цвета кофе со сливками и бледными губами. Красная полоса вокруг ее изображения на четырех языках возвещала: «Чрезвычайное положение». Дэвид задержался. Тетя Бобби, не прекращая упражнения, взглянула на него, и тогда он кивнул на экран.
– Нашли закладку для нового взрыва, – пояснила тетя.
– О-о, – протянул Дэвид. Это, пожалуй, было даже к лучшему. Пусть безопасники занимаются политикой. Меньше глаз будет нацелено на него.
– Твоя мать уже спит.
– А папа где?
– В Наримане. Срочная работа.
– Ладно, – сказал Дэвид и отправился к себе.
Тетя Бобби не заметила, как раздулась его сумка, – а если заметила, то не сказала. Благополучно закрыв за собой дверь, он посмотрел время. Поздно, но не слишком, а принятый днем амфетамин вместе с волнением и беспокойством все равно не дал бы отдохнуть. Теперь, получив товар, он хотел одного: скорей от него избавиться. Сплавить подальше, чтобы никто не наткнулся, и покончить с этим. Он вытащил ручной терминал и запросил связь с Хатчем по номеру, который тот оставил только на крайний случай. И стал ждать. Потянулись секунды. Когда прошла минута, паника стянула Дэвиду нутро в тугой узел.
Экран дернулся, и на нем появился хмурый Хатч. Голый выше пояса, светлые волосы всклокочены. Даже по связи видно было, какое жесткое у него лицо.
– Да? – спросил Хатч. Не слишком дружеское приветствие. Если бы через плечо Дэвиду подглядывали безопасники, они не поняли бы, знакомы ли Хатч с Дэвидом.
– Надо встретиться, – сказал Дэвид. – Сегодня же. По важному делу.
Хатч помолчал. Облизал нижнюю губу сухим языком и качнул лохматой головой. Сердце у Дэвида молоточком стучало о ребра.
– Не понял, кузен, – сказал Хатч.
– Нас никто не слушает. Я не попался. Но поговорить надо. Этой же ночью. И обязательно приведи Лили.