И вот встала! Вышла на уровень пять высокооплачиваемых торжеств в неделю! И на тебе! В душе закипало негодование, и я вообще не ведала страха, когда заходила за тёмный угол ресторана.
А там… Там творилось что-то невероятное! Сначала я не поняла, почему воздух как будто стал вязким, как кисель, и, преодолевая его сопротивление, продолжила переть во мрак, как танк. А вот когда непонятное замедление резко отступило, я вылетела на освещенный холодным синим светом пятачок и застыла в шоке: на земле, раскинув руки и ноги, лежала моя бесчувственная невеста, а здоровенный мужик рисовал вокруг неё светящейся краской какую-то пентаграмму.
Это что же делается, люди добрые?! В центре столицы, буквально на глазах у народа какие-то сумасшедшие сатанисты обряды проводят?! Ну, нет! Только не на моём торжестве!
С рыком, которому позавидовала бы тигрица, на скорости на зависть гепарду я кинулась на мужика.
– Ах ты гад! – взревела я и со всей дури вонзила зубы ему в шею.
Преступник такого явно не ожидал, заорал от боли и упал навзничь под внезапно обрушившейся на него тяжестью моего весьма фигуристого тела, хотя хлипким и не выглядел. А я сплюнула кровь – хорошенько его грызанула! Не теряя ни минуты, бодро развернулась прямо на нём и ринулась к невесте.
– Лиза, Лиза, детка! Очнись! – затрясла я её.
Но безуспешно: Лизок болталась в моих руках, как тряпочка. А я прямо задним местом чуяла, как утекает время. Амбал сейчас очухается, и нам крышка. Надо что-то делать. Недолго думая, я залепила Лизе пощёчину, и она, застонав, открыла мутные глаза.
– М-м-м, где я? – пролепетала она.
– Лиза, Лизонька вставай, бежим! – я подскочила на ноги и потянула бедняжку за собой, но тут мою шею сзади взяла в локтевой захват мужская рука. – Бе-ги-и… – из последних сил прохрипела я и отключилась.
***
Пришла в себя от головной боли – она сдавливала виски тисками. «Хоть бы Лиза успела убежать и позвать на помощь», – мелькнула мысль прежде, чем я разлепила тяжёлые веки и поняла, что надеждам моим сбыться не суждено: Лиза лежала неподалёку и тихонько выла, слава богу, хоть живая.
Правда, теперь она лежала в стороне, а вот я внутри светящихся линий, на её прежнем месте.
– Ну что ж, безрассудная душа, – раздался глубокий, пробирающий до мурашек мужской голос надо мной, и я с величайшим трудом повернула на него больную голову, – решила пожертвовать собой и заменить юную душу? Хорошо! Так даже лучше.