– Деньги на лекарства нужны!
– Колек, чо она тебе по ушам трет?
Моня, наблюдая за разговором, вертел в руке пустой стакан. Второй мужик ковырял вилкой консервы. Отец налил всем до краев, развернулся к Рите.
– Иди, иди… уроки делай!
Рита подошла к столу, встала напротив отца.
– Деньги отдай!
Отец дернулся, обжегся сигаретой.
– Ах ты сс… ну-ка, пошла отсюда! И чтоб я тебя больше не видел!
Рита резко развернулась и, опрокинув бутылку, вышла из квартиры.
Франц Викентьевич любил этот день. С утра, в костюме и галстуке, он был на кладбище, на могилах жены и дочери. Придя домой, доставал семейный альбом и, бережно листая страницы, долго рассматривал дорогие ему пожелтевшие фотографии. И уже под вечер, выпив рюмку-другую, выносил из шкафа женские и детские платья, раскладывал их на диване и тихо с ними разговаривал.
Сегодня поговорить у него не получилось: за стенкой три пьяных голоса горланили песни про тяжелую шахтерскую судьбу. Франц Викентьевич долго терпел, затем решительно открыл входную дверь и остановился: прямо на ступеньках, прислонившись к перилам, закрыв глаза, сидела Рита.
– Совсем все плохо?
Франц Викентьевич похлопал девочку по спине. Рита открыла глаза.
– Ага…
– Пойдем, здесь спать нельзя.
– Куда? Я домой не пойду!
– Понимаю… Может, к Екатерине Романовне?
– Зашквар, я с ней поругалась.
Рита зевнула. Франц Викентьевич взял ее за руку.
– Давай ко мне.
Рита остановилась у стены, где висели фотографии в деревянных рамочках.
– Ух ты! Вы были летчиком?
– Нет, я обслуживал и ремонтировал самолеты. Раньше недалеко отсюда стояла воинская часть.
Рита подошла к дивану, взяла в руки платье.
– Это платье жены. Они с дочкой погибли здесь, давно…
Франц Викентьевич пошел на кухню, вернулся с полной тарелкой бутербродов, поставил ее на стол.
– Садись поешь.
Он протянул Рите бутерброд.
– Спасибо!
Рита села на стул, принялась за угощение, быстро проглатывая куски.
– Теперь… врубилась… почему… Фокке-Вульф!
Рита поперхнулась.
– Ой, извините…
Франц Викентьевич засмеялся.
– Не только поэтому. Я родом из Латвии.
Рита прекратила жевать.
– Уехать отсюда не думали?
Франц Викентьевич глубоко вздохнул.
– Не смог.
Он собрал платья с дивана, аккуратно сложил, убрал в шкаф.
Рита, доев бутерброд, посмотрела на тарелку.
– Бери, бери!
Франц Викентьевич пододвинул к ней тарелку. Рита выбрала бутерброд. Когда не осталось ни одного, Франц Викентьевич принес ей подушку и одеяло.