Я кое-как встала и, хромая, попробовала бежать, но ушибленная нога взбунтовалась. Соль добрался до очереди заходящих на посадку людей и, пристроившись последним, развернулся ко мне. Убедившись, что угрозы я не представляю, помахал ручкой. Стоявший перед ним крепыш-подмастерье расплатился с кондуктором и вошел в салон. Соль вспорхнул на подножку. Трамвай издал душераздирающий звон, давая понять, что двери сейчас закроются.
Я прислонилась к каменной стене какого-то дома, стараясь сдержать подступающие слезы. Из ссадины на коленке сочилась тонкой струйкой кровь, рукав парадно-выходного платья был порван. Сев на корточки, я принялась рыться в сумке в поисках платка, и вдруг наткнулась на бирку одноразового пропуска. «Выдан 8-го дня второй декады Заячьего месяца послушнице 3-го года службы Миладиновой К. для сопровождения лица, именуемого вампиром, за пределы храма по служебной надобности. Вернуться надлежит не позднее второй половины часа крысы7. Под личную ответственность вышеупомянутой послушницы. Личная печать…»
Сжав в кулаке бесполезную теперь бумажку, я разрыдалась. И где же мне искать этого мерзкого смеска, будь он трижды проклят?! Ведь без него мне даже обратно в храм дороги нет! За то, что упустила доверенного на мое попечение вампира, меня отдадут под трибунал и, в лучшем случае, я буду исключена из списка претенденток на жреческий сан без права восстановления статуса. Никто ведь не поверит, если я скажу, что проклятый смесок никакой не вампир, а всего лишь заноза в заднице. И донна Фредерика не станет защищать меня, ведь в свитке, скрепленном ее печатью, красным по белому написано про мерзкого полукровку – «вампир». Нет, как ни крути, а ты, Кора, попала, и очень серьезно. И тут уж, рыдай не рыдай…
– Да хватит рыдать, блин! – с досадой сказали мне откуда-то из внешнего мира и довольно чувствительно щелкнули по лбу.
Я открыла заплаканные глаза и узрела склонившегося надо мной Соля. Темные очки он снял, и теперь смотрел на меня с выражением смущения и тревоги.
– Ты… почему здесь? – спросила я, и снова заплакала, на сей раз от облегчения.
– Ну, хватит рыдать, – повторил смесок. – Так крепко шлепнулась, что ли?
– Ты же сам меня уронил! – возмутилась я, вновь принимаясь искать платок. – Подножку подставил, и смылся. А сейчас… почему ты не уехал?