– Куда ты дел мои деньги, Дрюня? – ласково спросил Соболев.
– С… скажу, все скажу, – невнятно, как в бреду зашептал пленник. – Ресторан, н-на Никитском буль…
– Громче! – властно выкрикнул Соболев.
– Бульваре… – человек из последних сил пытался придать своему голосу нормальное звучание, – в Москве… Называется «Царефф»…
– Тоже мне – название. Дешевка.
Соболев окинул пленника презрительным взглядом и сплюнул под ноги.
– Неужели все три лимона угрохал на свой дрянной кабак?
Человек затрясся в конвульсиях.
– Все… клянусь… до последней копейки…
– Э-эх, – сокрушенно покачал головой Соболев. – Как был ты, Андрюша, чмошником, так им и остался.
Соболев оттолкнул мужчину в фартуке и почти вплотную подошел к истекающему кровью узнику.
– Костюмчик бы не замарали, – предостерегающе сказал Абазиев.
Сам он предпочитал держаться на почтительном расстоянии от пыточной машины, изредка боязливо поглядывая в сторону человека, обреченного на мученическую смерть.
Но Никита Сергеевич будто бы и не слышал обращенных к нему слов. Не заботясь о костюме, он шипел пленнику в лицо:
– А хочешь я тебе секрет один раскрою? Хочешь? Да знаю я все про твою забегаловку, ресторатор ты хренов! Уже с месячишко как знаю. Мои ребята даже были у тебя однажды. Сказали, что место – фуфло, бензином пахнет, потому что проезжая часть рядом. И официантки старые, с обвислыми сиськами. А Лешка от твоих сусей да карпачей вообще глистов подхватил.
Соболев воздел руки к потолку.
– И на что, спрашивается, ты слил три миллиона моих кровных баксов? Падаль!
И он еще раз плюнул, на этот раз прямо в лицо человеку на дыбе.
– Ты нарушил главный закон, Дрюня, – уже спокойным голосом сказал Соболев, отходя в сторону. – Не воруй у своих. Никогда. Теперь пеняй на себя.
Человек вдруг заплакал. Он уже не мог кричать, и лишь запоздалые слезы полной безнадеги теперь сбегали ручейками по его опухшим щекам. Все было напрасно. Покинуть страшное подземелье ему полагалось в качестве разделанной на куски туши. Мясники Соболева знали свое дело.
Мужчина в грязном фартуке молча ждал, пока хозяин и его помощник удаляться. Он всегда встречал и провожал хозяина в полном молчании, так как был нем. Зато обладал терпением стервятника, иногда месяцами дожидаясь нового узника. Когда Соболев и Максим, наконец, скрылись в лифте, палач-немтырь подошел к небольшому столику и впился горящим взглядом в разложенный на его поверхности хирургический инструментарий. Конечно, можно поступить проще – пустить измученной жертве пулю в лоб. Но несостоявшийся хирург, известный в криминальном мире под прозвищем Склиф предпочитал приводить приговор в исполнение медленно и с максимальным удовольствием для себя…