– Гитлер не знал бы, как тут быть, – смеялась мать Эдиты.
– Без шиксы в этом костре не обошлось, – подшучивали евреи.
Госпожа Фридман улыбнулась Гелене, которая обладала несомненным артистическим талантом и нередко играла в ежегодных школьных спектаклях вместе с Марги Беккер, Эдитой и Леей – в те времена, когда еще не приняли изменивший всё «Еврейский кодекс».
Когда они переходили площадь, юные гардисты вовсю глазели на них и ничего не могли с собой поделать. Круглощекая, с густыми темными волосами, Гелена, девушка в самом расцвете, внешне была абсолютной противоположностью племяннице Авиве. Сердца юношей испытывали муки даже без всякого флирта с ее стороны. Достаточно одного ее вида. А другая местная красавица, Адела Гросс, – если ей нравился парень, – лишь застенчиво улыбалась, потупив взор.
Где-то по пути между тележкой булочника и лавкой кошерного мясника Эдита могла встретить и бывшую одноклассницу Жéну Габер в компании с Марги Беккер. Поболтать со старой приятельницей всегда приятно, но беседа девушек прервалась, когда они заметили, что на стенах клеят какие-то объявления, а к помосту для оркестра приближается глашатай. Воздух заполнили удары его барабана, и гвалт еврейского рынка тут же стих. Замолкли даже торговавшиеся между собой продавцы и покупатели. Может, им, наконец, разъяснят новость, подсунутую втихомолку под покровом снежной бури? Теперь народу собралось более чем достаточно, и глашатай провозгласил свежую прокламацию, которую теперь прочно – дабы не сорвал ледяной ветер – приклеили на стены и где все было расписано черным по белому. Ну а для неграмотных глашатай прочел ее вслух. Дважды.
Восклицания и крики потрясенных людей перешли в сплошной вой. Те, кто раньше не верил слухам, бросились домой, а голос глашатая тем временем настойчиво лез в уши собравшихся, проникая сквозь шапки и платки: повторно и со всей определенностью сообщалось, что 20 марта все незамужние женщины в возрасте от 16 до 36 обязаны явиться в здание школы для регистрации и медосмотра, а после этого – отправиться на трехмесячные работы.
До указанного срока оставалось меньше двух недель[9].
Рынок всколыхнулся. Заговорили одновременно все – и раввин, и священник, и табачник, и фермеры, и покупатели, и девушки, – бросились задавать вопросы глашатаю, охранникам, полицейским, друг другу.