Женщины несут в мир жизнь и свет.
Каббала
Шаббат – суббота, 21 марта 1942 года
Где еще можно наверняка застать в Шаббат юную, незамужнюю, благовоспитанную еврейку, как не дома с родителями? Регистрация накануне Шаббата означала, что если девушка решит проигнорировать призыв и спрятаться, уклоняясь от выпавшего ей шанса поработать на правительство, то с утра ее без труда можно будет найти дома.
Решение спрятаться создавало ряд сложностей, но альтернатив было немного – особенно для тех, кто помоложе. Если девушка не состояла в браке, то автоматически становилась уязвимой, и потому некоторые семьи приложили все силы, чтобы выдать дочерей замуж до регистрации. Другие отправили своих девочек к родственникам в соседнюю Венгрию. Но семьи, которым правительство посулило поблажки, не считали подобные срочные меры необходимыми. Не получив обещанные документы, они могли выбрать лишь одно из двух – или повиноваться закону и дочерей отдать, или ослушаться закона и дочерей спрятать. Гроссы и Фридманы решили повиноваться. А Амстеры выбрали второй путь.
Ранним утром в субботу 21 марта местные полицейские в сопровождении гардистов подошли к дому Адольфа Амстера. Когда стучат в дверь ни свет ни заря, это может означать лишь одно. Мать Магды бросилась в спальню дочери и отправила ее в «тайник под крышей» их большого дома. Продрав глаза, господин Амстер открыл дверь, стараясь держать себя как можно непринужденнее. Стоящие у дверей встретили его не слишком приветливо.
Дьора Шпира вспоминает, как бывшие одноклассники, примкнувшие к Глинковой гвардии, на его глазах забирали своих друзей – одноклассники арестовывали одноклассников. Весьма вероятно, что, отворив тем утром дверь, Адольф Амстер обнаружил на пороге юношей, которые когда-то были теми самыми прыщавыми мальчишками, друзьями дочери, а теперь стояли с ружьями наготове. Он объяснил гардистам: мол, его семье пообещали освобождение, а, значит, им не было нужды утруждать себя визитом. Развращенные ощущением власти, которую давала им черная форма, парни выволокли хозяина на улицу и принялись охаживать дубинками.
Возможно, они выплескивали на него свой гнев и хотели прилюдно унизить, потому что он считался богатым евреем? Вышедшие из домов соседи в ужасе смотрели на происходящее. Амстер, весь в крови и синяках, умолял их прекратить. (Он был не настолько богат и важен, чтобы стыдиться умолять.)