Королева Лир. Чудесные истории - страница 16

Шрифт
Интервал


Но в витрине царили свои порядки, свои мерки и законы.

Всё равно что в семье.

Дело в том, что когда нас оценивают наши близкие и родные, одноклассники и соседи, то вблизи никто никогда и не заподозрит, что имеет дело с выдающейся личностью! А то такую личность и локтем толкнут.

Только иногда и издалека доносится весточка о том, что, оказывается, ваш дальний троюродный дед известен всему миру как автор книги о супах или создатель теории брюк! А в семье его презирали, держали на старом диванчике и попрекали за дневной храп.

Так и в нашем случае: тусклое маленькое зеркало почему-то очень заботило хозяина, а сотоварищи по витрине дружно считали этот стеклянный квадратик ничтожеством, мелким и упрямым.

Почему бы тебе немного не подвинуться, тогда Второе Слева трюмо разместится не под углом, а прямо!

Но Маленькое упорно стояло на своём месте.

Ну и стой. Не обращайте на него внимания.

В витрине господствовало, кстати, такое мнение: ничего не принимать близко к сердцу, всё провожать лишь беглым взором, проводил – встречай следующее, но ни на чём не останавливайся! Это вредно для отражающей поверхности. Слишком много информации.

И то сказать – мелькали велосипеды, собаки, машины, дальние облака, дождевые потоки, вихри снега, воцарялись туманы. Мимо шмыгали школьники, неторопливо проходили люди в форме, долго громыхали мимо уборочные комбайны. Ползли, обращая на витрину робкое внимание, старушки. Тормозила молодёжь, взбивая или затягивая то, что у них было в данный момент на голове. Дамы задерживались, вертелись, якобы интересуясь выставленными антикварными объектами.

Происходили ночи, каждая в своём блеске фонарей, рекламных огней и еле заметных звёзд, наступали прекрасные рассветы, особенно глубоким летом, и это были настоящие спектакли – от чёрного бархата к синеве, к лиловой мгле и затем к сияющим розам.

Что говорить, мир, отражаемый зеркалами, был прекрасен!

Но эти пустые стёкла – они ничего не запоминали, ещё новости.

Маленькое зеркало в углу тоже получало свою долю света и тьмы, в нём мелькали клочки, блёстки и детали нижней части жизни – сверкающий обод велосипедного колеса, качающееся надутое днище сумки, порхнувшая из рук газета, быстрые каблучки, тяжело прыгающий резиновый колпачок костыля.

И то хорошо.

Мало, видимо, ему было надо.