Ленька подтвердил, что первую половину ночи Славик провел с ним – за столом, в компании с двумя девушками. Но, возможно, парень выгораживал своего друга или даже самого себя, если к дому Туманова они ходили всей компанией. Родион не поленился, поговорил с жильцами соседнего с Ленькиным дома, нет, компания особо не шумела, выпивали во дворе, за столом, все время слышны были голоса, пока не подъехали родители чьей-то девушки, не забрали ее домой. Тогда шум и прекратился – в районе двух часов ночи.
Дом Туманова стоял за станицей, в трех-четырех километрах от околицы – в чистом поле, в окружении высоких, но еще молодых тополей. Высокий цоколь, два этажа, мансарда, вокруг дома кирпичный забор сплошной стеной, массивные ворота – только тараном вышибать. Настоящая «кулацкая» усадьба, мой дом – моя крепость.
Хорошо укатанный, щедро посыпанный крупным щебнем проселок тянулся к самому дому и закольцовывался вокруг него. За дорогой перед воротами сидел худой костлявый мужчина с черным от загара лицом. Глядя на него, у Родиона возникло желание достать из кармана платок и подать ему: вдруг он сейчас чахоточно закашляет кровью.
Родион вышел из машины, мужчина поднялся, направился к нему.
– Здравствуйте, вы новый участковый?
Родион кивнул, представился, мужчина устало повел рукой в сторону реки, к ней через пойменный подлесок вела широкая тропинка, по которой запросто мог проехать квадроцикл.
– Там Берта лежит, мимо не пройдете, – грустно усмехнулся костлявый.
– И тело там, и голова?
– Да нет, голову искали, не нашли.
– Где искали?
– Да везде.
– А на реке?
– И на реку ходили. Там в кущерях пристань, там смотрели, нет головы.
Родион кивнул, взяв на заметку пристань, и отправился в путь.
Ему понадобилось шесть с половиной минут, чтобы выйти к месту преступления. Дом Туманова остался далеко позади, до реки совсем чуть-чуть. Собака лежала поперек тропинки, вытянув окоченевшие ноги. Родион не пытался изображать из себя Пинкертона, лупу с собой не носил, но и без увеличительного стекла определил, как собаке отрубили голову. Пес уже лежал на земле, когда его ударили шашкой или подобным ей оружием. Со всей силы ударили, голову отрубили одним махом. На траве в районе удара снизу и сверху читались следы, оставленные от резкого соприкосновения с режущей частью клинка. И трава там перерублена, и даже земля взрыта ударом сверху. Собаку могли обездвижить той же шашкой, встретить рубящим или колющим ударом, оглушить, уложить на землю, а затем уже отсечь голову.