В отличие от меня, которая даже не разговаривает с ним, когда рядом находится Джексон.
Внезапно я чувствую, что не могу больше все это терпеть, и говорю, не обращаясь ни к кому конкретно, что мне надо идти заниматься.
Видит бог, в последние дни у меня и впрямь нет времени, чтобы сидеть сложа руки.
Но когда я отодвигаюсь от стола, Джексон тоже отодвигает свой стул.
– Я могу с тобой поговорить? – спрашивает он.
Мне хочется рассмеяться, хочется спросить его, что он может мне сказать, если последние десять минут только и делал, что избегал разговоров.
Но я этого не делаю.
Вместо этого я киваю и, стараясь не встречаться глазами с Хадсоном, изображаю на лице улыбку, которая – и я это понимаю – выглядит фальшиво. А Джексон просто поворачивается и идет к двери.
Я иду за ним – как же иначе? Потому что я пойду с Джексоном куда угодно. И потому что я не могу не прислушаться к теплящейся надежде на то, что он наконец окажется готов подумать вместе со мной о том, как можно все исправить.
Глава 7. Кажется, я не поняла этой шутки
Я ожидаю, что Джексон остановится сразу за дверью кафетерия и скажет то, что хочет сказать, но не тут-то было. Мне не следует забывать, что он не из тех, кто не любит публичность. Поэтому, когда он выходит в коридор, пропустив вперед меня и придержав дверь, я решаю, что сейчас мы пойдем в его башню.
Но вместо того чтобы начать подниматься по лестнице, ведущей в его башню, он ведет меня к моей комнате.
Ком в горле вызывает у меня ощущение, будто я смотрю фильм категории «Б», только вместо того, чтобы называться «Помидор, который съел Кливленд», он называется «Печаль, которая поглотила девушку, горгулью и целую гору». Мы всегда ходим в его башню – чтобы серьезно поговорить, чтобы оттянуться, чтобы целоваться. И когда я вижу, что он направляется не туда, это говорит мне о содержании нашего предстоящего разговора все, что мне требуется знать.
Когда мы добираемся до моей комнаты, я открываю дверь и вхожу, ожидая, что Джексон последует за мной. Но вместо этого он стоит по ту сторону шторки из бус, которую повесила моя кузина, и на его измученном, но прекрасном лице написана нерешительность – впервые за долгое время.
– Ты же знаешь, что я всегда рада видеть тебя в моей комнате. – Я выдавливаю эти слова из моего сжавшегося горла, стараясь не показать, что меня душат слезы. – Ничего не изменилось.