По его словам, отрицательные эмоции развились у людей не без причины. Страх, к примеру, предупреждает нас об опасности. Точно так же и печаль – это часть нашего биологического наследия. Не случайно обезьяны, собаки и слоны иногда словно бы впадают в уныние. Возможно, такое состояние служит их соплеменникам сигналом о том, что затосковавшему животному нужна помощь. Вот и наши далекие предки развивали способность демонстрировать свою печаль и тревогу, чтобы мимикой обратить на себя внимание членов общины и показать, что нуждаются в поддержке. Даже младенец с первых дней жизни использует плач как возможность сообщить окружающим, что ему плохо, что ему чего-то не хватает.
Сегодня состояние повышенного беспокойства, как ни парадоксально это звучит, выступает в роли своеобразного механизма психологической защиты. «Пережив депрессию, человек становится более закаленным и стойким к жизненным испытаниям, – утверждает доктор Кидвел. – Как будто приобретает иммунитет. Точно так же, как переболевший корью ребенок в дальнейшем становится невосприимчив к этой болезни. Часто в эти беспросветные периоды у некоторых даже вспыхивает творческое озарение. Известно, например, что свои лучшие произведения Ван Гог и Гоген создали, спасаясь от депрессии. Кроме того, во время приступов хандры человек учится извлекать уроки из своих ошибок. Он по-новому смотрит на окружающий мир. Быт с его суетой и мелочами отходит в тень, зато открываются новые перспективы. Это некий тайм-аут перед новой решительной схваткой, в которой человек должен победить. И наградой станет возможность изменений к лучшему.
В качестве примера ученый приводит биографии гениев, которые, по мнению психиатра, добились известности не без помощи сильных психологических переживаний. Так, например, Уинстон Черчилль свою хандру называл «черной собакой», которая сопровождает его повсюду. Психиатр Энтони Сторр, исследовавший письма премьер-министра, выяснил, что премьер-министр Великобритании всегда жаждал успеха и славы, потому что, только завоевав их, мог заставить замолчать душившие его сомнения в собственной значимости. Двойной комплекс неполноценности и превосходства, преследовавший его, отразился однажды в признании: «Все мы черви, но я убежден, что я светящийся червь».
Кстати, сегодня психотерапевты и Мону Лизу стали бы лечить, выписав ей антидепрессанты