– Ты мог забрать его себе.
– И что бы я с ним делал?! У меня уже итак есть один на шее. Зачем мне еще вскармливать гринго?
– Можно подумать, ты своего сына вскармливаешь! «На шее» – как же! Он у тебя давно сам о себе заботиться, – презрительно фыркает гость.
– Да, он самостоятельный. Но кто его, по-твоему, всему этому научил?
Гость разочарованно покачивает головой:
– Ладно. Речь сейчас не о твоем сыне, – медленно проговаривает он, – Бесенок -славный малый и тоже нуждается в заботе, хоть ты этого и не хочешь замечать. Но тот белый мальчик… Господи, Хок! Пабло сказал, что видел его один раз в окне дома спустя два месяца после возвращения. По его словам, ребенок был в ужасном состоянии. Еле на ногах стоял. Этот мерзавец держал его на привязи, как собаку, постоянно избивал, а работу заставлял делать такую, что и взрослому не под силу… И все это было еще до того как у чертового типа окончательно съехала крыша. Пабло говорит, что с тех пор мальчика не видел и ничего про него не знает. Думаю, врет. И остальные наши молчат. Как воды в рот набрали. Хотя по рожам видно, что что-то скрывают. Наверное, они все слишком боятся Рауля.
– Ты с чего так решил? Понавыдумывал себе черте что, и теперь, значит, все у тебя что-то скрывают…
– Хок, послушай… Я это не просто так. Да, они молчат, но одна девочка в деревне – племянница Габриэлы – рассказала мне, что несколько дней назад слышала жуткие детские вопли, доносящиеся из подвала его дома. Испугалась, дурочка, убежала. Только мне по секрету призналась, взяв обещание, что я никому не расскажу. Детские вопли… Я уверен, что это был он, что это он кричал. Не знаю, что Рауль с ним делает… Или делал… Может, его уже и в живых нет.
– А сам Рауль тебе, что сказал, когда ты его встретил?
– Ничего вменяемого… А когда я попытался его утихомирить, то и вовсе нож мне к горлу приставил. Мол, если и дальше буду совать нос, куда не следует…
– Может, дельный совет? – перебивает индеец.
– А может, у тебя хоть где-то в районе сердца кольнет, Хок? – злобно шепчет гость, вытаращив глаза, – Ведь не такой же ты, в самом деле, скотина!
– Какая теперь разница? Если он мертв…
– А если нет?
Не отвечает.
– А если еще жив? – настойчиво повторяет гость.
Его собеседник поднимается со своего лежака, медленно проходит взад-вперед по комнате, тяжело дыша и шаркая ногами, словно старик, потом бросает взгляд на входную дверь, подходит, приоткрывает ее, осторожно выглядывает в образовавшуюся щель. Видит мальчика, сгорбившегося на крыльце над книгой подле зажженной свечи. Понаблюдав за ребенком с минуту, снова бесшумно закрывает дверь, возвращается на прежнее место, садится, понуро опустив голову.