– Я вот принес… – падре протянул мне упаковку ваты и флакон спирта, – надо обработать его порез.
– Да, конечно, – кивнула я, переводя взгляд на Алессандро, – Присядь здесь и сними рубашку.
– Ничего не надо! – как-то испуганно встрепенулся Сани, – Там просто царапина. Я даже не чувствую.
– Тем обиднее, если из-за простой царапины начнется гангрена.
А он чуть ли не умоляюще посмотрел на меня:
– Иден, пожалуйста, не надо. Не трогай. Со мной все в порядке.
– Да что с тобой? Боишься докторов? Или мне не доверяешь? – ласково взяла его за руку, заглянула прямо в эти глубокие наполненные непонятной тревогой глаза.
– Доверяю… просто, дело не в этом…
– Тогда, не упрямься. Позволь мне исполнить свой врачебный долг.
Издав обреченный вздох, словно его вели на казнь, он все-таки послушался, присел на скамью и, пока я пропитывала вату спиртом, стянул с себя рубашку.
– Обещаю, больно не будет, – я присела рядом, подняла глаза на его бледную обнаженную спину, да так и вскрикнула, едва не выронив из рук флакон…
Нет, сам порез действительно был неглубокий и нестрашный, но помимо него…Вся его спина была иссечена бороздами жутких, хотя и давным-давно затянувшихся белесых шрамов. Следы от порезов или ожогов, полученных, возможно, еще в детстве: глубокие рытвины тянулись от боков к выступающим позвоночным буграм и вдоль лопаток, вгрызаясь в его худое тело, беспорядочно натыкаясь, сливаясь, пересекаясь друг с другом, точно развилки магистралей…
– Боже мой! – я легонько дотронулась пальцами до этого кошмарного узора, до высеченной на его теле летописи страданий… На мгновение мне показалось, я чувствую каждый из этих шрамов – каждый удар раскаленной плетью, выбивающий из-под кожи жгучую лаву крови, – На тебе просто живого места нет! Откуда все это?
Алессандро повернул голову, стараясь взглянуть на меня через плечо.
– Тело помнит то, что разум предпочел забыть, – еле слышно произнес он.
Пожалуй, это было самым тактичным «отстань», которое мне когда-либо доводилось слышать. Наверное, поэтому он и не хотел меня подпускать – боялся лишних вопросов.
– Ладно, – я провела влажным тампоном по свежему порезу, стирая подсохшую кровавую корку, – Главное, чтобы в душе не оставалось шрамов.
В ответ он лишь горько усмехнулся.
– Что значит это «ха»?
– Думаю, он хочет сказать, что в душе тоже полным полно шрамов, – вмешался падре Фелино, не сводя задумчивого и сострадающего взгляда со спины Алессандро.