Четыре безумия. Клиент Шекспира - страница 10

Шрифт
Интервал


– Увидимся, договоримся, рассмотрю с коллегами твою проблему, дам знать через пару дней, сейчас дел полным-полно… – твердили как мантру бездарные и неискренние функционеры. Постоянно напуганные серьезной символикой функций, способные на все – на ложь и обман – лишь бы продлить сидение в должности ради завершения какого-то дела или ради решения конкретной проблемы. Неопределенное обещание – монета, на которую покупают время, чтобы избежать скандала на рабочем месте и приобрести вес в обществе, и все только для того, чтобы илоты режима как можно дольше, без партийных терзаний и критики, могли оставаться на прежних местах, подаренных им за верность и преданность – одному человеку или группе, воплощающей политическую власть.

Граф Кентский поднялся из кресла.

Часы прозвенели девять раз.

– Мой господин, я привык быть откровенным: в жизни не доводилось мне видывать лица более симпатичного на плечах стоящей сейчас предо мной фигуры, – объяснил Александру на прощание с улыбкой граф Кентский.

Несколько мгновений спустя Александр вышел из здания министерства.

День был прекрасный. Поздняя осень напоминала весну.

Он шел по Ресавской улице к центру города в черном костюме, с шарфом цвета гнилой вишни вокруг шеи. Он не отличался от множества других прохожих, но его не покидало ощущение, будто над ним парит бумажный фонарик генерала Чжугэ Ляна, сигнализирующий людям: он среди них, похититель и тать.

Он шел не спеша. Как когда-то на факультетский экзамен.

Испуганный и неуверенный.

Холодный пот струился по позвоночнику.

– О, тяжко позднее раскаянье! – услышал он, как кто-то говорит голосом короля Лира.

Он не увидел его, множество людей поспешно проходило мимо Александра. И каждый из них мог быть королем, по собственной воле лишившимся престола.

В витрине книжного магазина напротив небоскреба «Белградчанка» он увидел собственное отражение. С удивлением рассматривал расплывшееся изображение в обрамлении книжного созвездия. В студенческие дни он частенько простаивал перед этой витриной, не обращая внимания на атаки северного ветра и оплеухи ледяного ноябрьского дождя, мечтая о том, что когда-нибудь на этих полках появится книга с его именем на обложке.

Мечтам тяжелее всего. Они не имеют права спать.

И пошел дальше,

к площади Теразие,

убеждая себя в том, что это не приезд,