Ингайр резко повернулся к Заате, сжимая кулаки и стараясь обуздать вспыхнувшую в нём ярость.
– У меня будет сын! Наследник!
– Нет, хаст. Степь всё тебе сказала. Четыре твои жены умерли, разрешившись дочерями, и ты последовал традициям, отдав и детей степи. Пять твоих нынешних жён молоды, красивы и сильны, но и им не суждено подарить тебе сына. Я могу помочь. Но даже в этом случае, дитя будет слабым. Воля степи непреложна.
– Но ты слышала, Заата…
– Я знаю, мой хаст.
– И что же мне делать? – он рухнул на колени, готовый молиться всем духам бескрайней степи.
– Я помогу тебе, – шаманка улыбнулась. Но не было в той улыбке ничего доброго. – Я прикажу, и твои жены будут ждать тебя.
– Ступай, – глухо ответил Ингайр.
Она оставила его, но он ещё очень долго стоял на коленях, склонив голову, и молил предков дать ему сил, ниспослать ему своё благословение.
* * *
Тридцать пятый день золотого неба.
– Возрадуйтесь, жители степи Айхонара. Сегодня праздник, нет равных которому! Сегодня появился наследник у мудрого Ингайра! Сегодня появился преемник у достойного Ингайра! Сегодня родился сын у сильного воина Ингайра! Да будет этот день освящён предками и ветрами, что разнесут весть по всей степи! Сегодня у хасттана Айхонара новый хозяин! И имя ему Риангар!
Я смотрела, как гаснут погребальные костры. Нет, мне здесь не место, но кто запретит дочери смотреть, как боги забирают душу её матери? Степь жестока, и всё же одного у неё не отнять. Она забирает тех, о ком некому будет печалиться.
– Ветер забрал её душу и унесёт теперь на ту сторону степи. Не плачь о ней, там для неё уже приготовлен шатёр с холодными яствами и мягкими шкурами.
Слова Зааты ничем не могли успокоить меня. Но разве сегодня это имело значение? Мы обе знали, что смерть Баорги не принесёт мне ничего, кроме горя. И не потому, что она была моей матерью. Нет, она ею не являлась, но вырастила меня, одна знала, не считая Зааату, моё настоящее имя, данное той, что не пережила дыхание степного жара. Теперь я осталась одна против законов моего народа. Но никто и никогда не узнает, что Баорга не позволила степи забрать новорождённое дитя вместе с ушедшей матерью к духам предков. Даже если всё откроется, я не позволю очернить её имя. Она рискнула всем, подменив своё умершее дитя ещё живым. И к духам вознеслось двое, а не трое, как того требовали законы пращуров. Но я всегда знала, что не являюсь её дочерью. Слишком необычными были мои глаза – цвета настоящей зелени, не сожжённой палящим зноем, не выгоревшие под беспощадным солнцем. Как и густые волосы северянки, чернее, чем степь после очередного пика жары, темнее самого чёрного огня, что спускается с неба, были не такими, какими обладала Баорга. Женщина ценится за красоту, но моя только отпугивала всех, кто хоть раз заглядывал в эти чужие для Айхонары глаза.