Не успели они сделать несколько шагов, как раздался ужасный шум и крики. На дороге показались двое: девушка, истошно вопя, отчаянно пыталась вырваться из крепких рук мужчины, а тот держал ее за растрепанную косу и изо всех сил лупил широким кожаным ремнем. В конце концов девушка в изнеможении упала, а ее истязатель продолжил избиение кулаками. На крики стали постепенно собираться встревоженные жители, но многие, разглядев участников драки, тут же расходились.
– Опять Георгий дочь дубасит, – насмешливо провозгласил подоспевший к зрелищу чумазый Антон, аппетитно хрустящий яблоком.
– Опять? – вопросительно уточнил у мальчишки Альтаир.
– Ну да, она гулящая, а сегодняшнюю ночь на сеновале с вашими солдатами миловалась, – беззаботно поделился сведениями Антон, ничуть не смущаясь сурового выражения лица Ольги. Та неодобрительно наблюдала за побоями, крепко сжав губы и отвернув рукой лицо младшей дочери от этого зрелища.
– Убью, паскуда, если в подоле принесешь! – громогласно заявил разъяренный отец, припечатав свое обещание пинком сапога. Девушка вовсю ревела, размазывая по лицу кровь, смешавшуюся с дорожной пылью, но жалости у соседей не снискала, видимо, и вправду из-за своего непотребного поведения. Георгий, утомившись, собрался было идти домой, как заметил Ольгу и зло сплюнул в ее сторону:
– Что стоишь, пялишься? И тебе всыпать? Мало тебя покойник бил, надо было крепче уму-разуму учить. Глядишь, жив бы остался.
Ольга резко отвернулась от односельчанина и быстро зашагала прочь, в сторону церкви. Испуганная Аннушка последовала за матерью. Альтаир, прежде чем пойти за ними, придержал обсасывающего огрызок Антона:
– Сбегай на постоялый двор, найди там Ники Аллена. Скажи ему, что ты от меня и чтоб он немедля шел к графине и не отходил от нее ни на шаг. А я скоро найду их.
В деревне постепенно возрастала предпраздничная суета. Заборы и дома, лавки и рыночные лотки, телеги и любые другие, мало-мальски пригодные места украшались разноцветными ленточками. Возле храма суетились женщины с цветочными венками, пытаясь приладить их ко входу; над покосившейся дверью пристройки уже висел скромный завиток полевого разнотравья, перевитый красными нитками. Неподалеку четверо мужиков сколачивали огромный навес. Отец Михаил вышел из храма и озабоченно следил за ходом приготовлений.