Когда увертюра к «Тангейзеру» закончилась, из прихожей послышалось вялое звяканье. Людмила вскочила с дивана и, схватив косметичку, бросилась открывать дверь, по пути на всякий случай закрыв Дарвина на кухне. Но вместо ожидаемых гонцов хранителя с крылышками и нимбами она увидела на пороге завхоза больницы Хотело.
– Здравствуете, Александр Леонидович, – пролепетала удивленно Богданова.
– Надо поговорить, – коротко сказал завхоз и без приглашения шагнул в квартиру.
– Вы знаете, – запротестовала Людмила, – я очень занята, и вообще, что за срочные хозяйственные вопросы на ночь глядя?
Но Хотело проигнорировал протест и прошел в комнату. Увидев на полу груду вещей, он усмехнулся и сказал:
– Я смотрю, сборы в полном разгаре, но все это там не понадобится. Просто оденься поэлегантнее, чтобы у Забодалова в голове лишние мысли не появились.
– Так вы про Адама знаете? – Богданова от удивления опять села на диван.
– Не только знаю, но и могу помочь в этом деле, – сказал Хотело и взял Людмилу за руку.
* * *
Расставшись с Людмилой, Забодалов шел по бесконечному переходу, раздираемый противоречиями. Для того чтобы как-то систематизировать свои чувства, он пытался на три шага вдыхать и радоваться, что Богданова за него волнуется и переживает, и на три шага выдыхать и расстраиваться, что он не смог ее успокоить и объяснить, что вся эта история – лишь результат его глупой шутки. Во время паузы между вдохом и выдохом он пытался придумать восклицательное предложение, начинающееся словами: «А зато я…» – но ничего конкретного в голову не лезло.
Вдруг из-за угла выскочило что-то очень кудрявое и жизнерадостное.
– Здравствуйте, очень приятно, – сказало оно, и Забодалов понял, что это она. Он вспомнил, что вчера, стоя у проходной, начальник охраны Палочкин предупреждал всех о том, что в больнице на днях будет шастать команда американских журналистов, которым по приказу сверху надо оказывать всяческое содействие во имя разрядки напряженности. Адам для этих целей предложил понизить напряжение с 220 до 120, и идея так понравилась начальнику охраны Палочкину, что он даже записал ее в блокнот и обещал доложить наверх. Тем временем предполагаемая журналистка перестала трясти руку Забодалова и говорить, как ей приятно, и представилась:
– Меня зовут Мэрилин Кекссизюмо.