– Разрешите вам предложить все, что есть, потому что здесь больше ничего нет, чтобы вам сесть, – сказал Забодалов и содрогнулся от глупости получившейся у него фразы, к тому же заканчивающейся совершенно пошлой рифмой.
– Сядьте на свой стул и сидите сами, – не оценив джентельменско-подхалимского порыва, ответила Вздыхалкина, – а нам здесь стулья не нужны. Мы, между прочим, здесь работаем, и рассиживаться нам некогда.
Пораженный глубиной секретарской мысли, Забодалов сел на стул и, с восторгом глядя на Венеру, перевел ее из разряда куриц говорливых в разряд куриц недооцененных, а когда она подняла глаза кверху и сказала непонятно кому: «Тут очень милый Забодалов пожаловал, пора бы с ним поговорить», он точно решил на следующем конкурсе «Мисс Психиатрическая больница» голосовать только за нее, если, конечно, предстоящий разговор с начальством не закончится печальным уходом.
Процесс мышления, вяло текущий в забодаловской голове, был прерван слабым щелчком открывающейся двери. Из начальственного кабинета с табличкой «Архангельский Гавриил», безупречно одетый в стиле не «высокой» моды, но высокого вкуса, поражая элегантностью движений и жестов, вышел, как всегда, очень довольный собой, заведующий больничным хозяйством, господин Хотело. Он подошел к Венере и сказал, фамильярно положив ее руку в свои ладони:
– Ах, милая, если бы вы сделали то, что я просил, эти старые зануды согласились бы со всеми моими условиями, и мы с вами могли все поделить, как оно этого и заслуживает, цветочки – вам, ну, а ягодки, конечно, мне. Но вы, милая, как всегда, довели дело до возвращения и зачем-то осложнили мое прекрасное и беззаботное существование. И свое, между прочим, тоже.
С этими словами он достал из внутреннего кармана пиджака идеально сохранившуюся красную розу и протянул ее Венере.
– За что я вас люблю, Александр Леонидович, это за то, что все руководители цветочных киосков во всем городе считают за счастье хоть чем-то вам угодить, – издевательским тоном сквозь зубы прошипела Венера и демонстративно заткнула розу за «Моральный кодекс строителя коммунизма».
– А что касается ваших традиционных предложений, – ужесточив тон и повысив голос продолжила она, – получи традиционное «И не мечтай, Шурик». И хоть в твоих ослиных ушах мое «никогда» всегда звучит как «может быть, в другой раз», заруби у себя на носу, склеротик парнокопытный, мы с тобой играем в разных командах, хоть я иногда и забиваю в свои ворота…