– Извините, папаша, что разбудил… – начал он и осекся.
Забодалов встретился взглядом с Гавриилом Архангельским, и замысловатая извинительная фраза застряла поперек горла. На него смотрели сверлящие клоунские глаза из далекого детства…
– Так сколько же тебе лет, мальчик? – спросил Архангельский.
– Бе… бе… бе… – залепетал Забодалов, хотя ни одна цифра с «бебе» не начинается. Он просто пытался сообразить, как лучше отреагировать на такую неожиданную встречу. Логично было бы сказать что-то традиционно вежливое, но монстрик уже окончательно проснулся, и Забодалов съехидничал: – Я вижу, с тех пор вы здорово продвинулись по служебной лестнице, – и он обвел кабинет оценивающим взглядом. – Правда, кабинет стал поменьше, зато нос выдали поприличней…
Хрупкая надежда отделаться строгим выговором, была безнадежно порушена, и саркастический монстр вольготно развалился на свежеотремонтированном стуле. И тут, вдобавок ко всем уже произошедшим неприятностям откуда-то сверху послышалось кряхтение и покашливание, и скрипучий голос, который когда-то появился первым и уже давно не доставал Забодалова своими занудными нравоучениями, начал свое традиционно долгое и непонятное повествование: «И пришло время, которое есть каждой вещи, и будут камни разбросанные собраны вновь, став одним большим камнем, лежащим на дороге, и минует его идущий, и станет эта дорога той, которая ведет дальше, чем видно, и приводит туда, откуда начались когда-то все дороги…» Неожиданное появление голоса в присутствии профессора психиатрии было полным экстримом. Но Архангельский уже прекратил сверление Забодалова профессионально заточенным взглядом для определения его психологического статуса. Он внимательно смотрел в угол кабинета, где сидел лохматый старикашка и согласно кивал головой. Адам повернулся и громко сказал:
– Ой, йоооо…
Рассуждения, звучавшие у него в голове, принадлежали не мифическому обитателю заоблачных высот его, Забодалова, сознания. Декламировал старик, еще несколько минут назад мирно дремавший в кресле. Манера говорить и, главное, голос новоявленного оратора были абсолютно такими же, как те, что когда-то являлись Забодалову, которому, в связи с этим на ум стали приходить невеселые мысли о массовом психозе, навязчивых идеях и инфекционной шизофрении. А старик, увидев, что теперь все присутствующие удостоили его своим вниманием, откашлялся и начал сначала: