И начались приготовления к рисованию с натуры картины Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни».
Этим утром – 30 сентября 1698 года – опять мы прозевали 300-летний юбилей, туды его в Лобное место! – стрельцов повезли из Преображенского к Покровским воротам Кремля. Этих приговоренных было 201. Их попарно рассадили в телеги. Каждый держал в руках горящую свечку. Я так думаю, язычок свечки должен был символизировать трепетный, легко угасимый огонек человеческой жизни. Ехали медленно, а жизнь человеческая сгорает быстро, поэтому какие-то, не замеченные на картине хозяйственники, должны были иметь свечной запас и вовремя освежать его в коченеющих ладонях смертников. Для пущего ужаса к стотележечной процессии были допущены близкие родственники. Толпы жен и детей (жен было, ну, пусть 150, плюс матери, плюс подруги, плюс дети – от двух до десяти душ на свечку, – получается уж точно больше тысячи) в диком вопле окружали телеги.
У Покровских ворот был зачитан обвинительный акт, и стрельцов группами развезли к многочисленным местам казни. Тут обнаружилась недостача пяти приговоренных. Сначала растерялись, забегали, но потом вспомнили, что пять голов любознательный основатель Кунст-камеры отрубил лично, еще в Преображенском.
Написать картину группового садизма в один день у художника не вышло. Поэтому последовали почти ежедневные сеансы работы с натурой:
11 октября – 144 человека;
12 – 205;
13 – 141;
17 – 109;
18 – 63;
19 – 106;
21 – 2.
Итого получается 971 человек без учета повешенных Ромодановским до суда.
Петр, как мы знаем, никогда не оставался в стороне от дел народных. И не любил, когда приближенные отлынивают от изучения итальянского или рубки кораблей. Поэтому 17 октября он устроил им домашнее занятие в Преображенском. Князь Ромодановский справился на «хорошо» – отсек 4 головы; новый фаворит Алексашка Меншиков срубил сразу четыре «пятерки» – 20 стрельцов! Борис Голицын заслужил «единицу». Он так вяло кромсал шею единственному пациенту, что тот Христом богом взмолился прекратить безобразие. Отличник Меншиков метко выполнил приказ, – пристрелил стрельца из фузеи. Лефорт и Блюмберг от экзамена увильнули по уважительной причине, – у них были заграничные справки о невозможности дворянину заниматься такими гадостями.
Петр наблюдал работу своих учеников из седла и очень сердился, если кто-нибудь, вызванный к эшафотной доске, «принимался за дело трепетными руками». Стрельцов не только рубили и вешали, им на колесе ломали руки, ноги, спины. Парализованных, но живых стрельцов прямо на колесах выставляли в рядок под кремлевской стеной на Красной площади. Вы знаете это место, там и сейчас покойников полно.