– Брехня, – не оценила бабка в чёрном платке.
– Свят, свят, – снова испуганно закрестилась её соседка.
– Может, и брехня, – не обиделся старик. – Сам не видывал, врать не буду.
Я выбросил окурок и вернулся к столу. На душе было муторно, словно на похоронах не одного человека, а целой жизни побывал. Может, и своей.
Мама с кем-то разговаривала у окна. Невольно зацепившись взглядом за её собеседницу, я вдруг узнал в ней тётку Тамару, соседку тёти Тони. Подойти? А зачем? Что теперь уже изменишь? Я раздумывал минут десять. За это время тётка Тамара договорилась о чём-то с мамой, доковыляла до стола, села на свободный стул. И я решился. Подошёл, присел напротив.
– Здравствуйте. Вы меня помните?
Она подняла на меня старчески слезящиеся глаза. Всмотрелась, а потом закивала.
– А как же, как же. Ты Тонькиной сестры внук. Помню, приезжал сюда погостить.
– Приезжал, – согласился я. – Один раз. Тут у вас ещё дворов десять в то лето оставалось.
– Помню-помню, – старуха снова кивнула. – Тонька ещё беспокоилась всё за тебя, переживала. Что ему тут делать, говорит одному-то, среди стариков да старух. Зря мамка его сюда отправила. Переживала.
Она достала откуда-то платок и вытерла глаза.
– Бабушка Тамара, – осторожно сказал я. – Я чего спросить хотел…
Слова не шли. Застряли, как чертополох в горле, пришлось выталкивать силой.
– Я тогда с вашей внучкой познакомился, с Алёной. Расскажите, как у неё дела, где она теперь?
Тётка Тамара молчала. Нахмурила лоб, посмотрела на меня печально и помотала головой.
– Ошибся ты, милок. Нет у меня внучки. Только внука два, да и те постарше тебя будут, взрослые.
Я не понял. Просто не понял её.
– Ну, – получилось растерянно, если не сказать жалобно. – Как так? Внучка с косичками такая, синеглазая. Алёна.
Тётка Тамара молчала. Замолчал и я. Вокруг тихо разговаривали, снова что-то рассказывал гудящий старик, позвякивали посудой мама и какая-то помогавшая ей женщина. Где-то в подполе шуршали мыши. Я был ошеломлен и потерян. И ничего уже не понимал.
– Сынок, – потрогала меня за плечо мама. – Принеси ведро воды с крыльца.
Я послушно поднялся и пошел, куда сказали. Снова окунулся в темноту ночи, в холодный осенний воздух, голова чуть прояснилась, но легче не стало. Я прислонился лбом к столбику крыльца и пробормотал в эту темноту: