Пепел и пыль - страница 13

Шрифт
Интервал


Тогда я впервые оказался в краю Полусна, в Междумирье. Впервые увидел его красное небо и Ка всех обыденных предметов, стоящие на их месте подобно мрачным муляжам.

Это не загробный мир, еще нет. Загробный мир намного выше. Это лишь трещина, щель. Дыра между жизнью и смертью, полная теней и сомнений. Там находятся мертвые или полуживые души всего, что нас окружает. Там стоят такие же здания, такие же стулья и зеркала, но они выглядят иначе, ибо это не те же самые предметы, но их призраки. Их Ка. Их отражения в краю Полусна.

Сперва я сам хотел туда вернуться. Междумирье пугало, но и завораживало. Я был лишь подростком, читал книги о развоплощении и астральных телах. И занимался йогой.

А потом оказалось, что я не могу перестать туда возвращаться почти каждую ночь. И что Междумирье не пусто и безопасно. Это был не тот мир, где я мог бы скользить подобно призраку, проникая сквозь стены, чтобы добраться до комнаты, где спит королева красоты нашего класса, и безнаказанно наслаждаться видом обнаженного тела ни о чем не догадывающейся шестнадцатилетней девушки.

Оказалось, что это царство демонов. Пограничье. Место, где обитают те, кто не смог найти свой путь на Ту Сторону, куда забираются создания из других пределов, у которых нет сил, чтобы появиться в нашем мире. Ближайшее место, откуда они могут до нас добраться, – Междумирье.

Поняв, что не могу освободиться, я сошел с ума. Край Полусна сам призывал меня каждую ночь, затягивая в гущу призраков и чудовищ, порожденных нашей низостью и питающихся нами.

Лекарства помогли. Не знаю, излечили ли они меня от шизофрении, но, во всяком случае, разорвали связь между мной и Междумирьем.

Потом я вернулся туда уже сознательно.

Мне помог Сергей Черный Волк. Я познакомился с ним благодаря своей профессии этнолога, когда путешествовал с экспедицией по краю эвенков. Именно там, сидя в его хижине за самоваром и стопками спирта, я понял, что впервые могу кому-то об этом рассказать. Сергей – маленький худой азиат с плоским как сковородка лицом – тоже почувствовал во мне братскую душу. Он надевал для меня свою куртку из оленьей шкуры, увешанную жестяными побрякушками, брал в руки бубен, плескал спиртом в огонь и рассказывал мне сказки о мудром Ли́се. Он учил меня знаниям о Древе Жизни и мирах, которые находятся над и под нами – но лишь затем, чтобы я мог писать свою докторскую.