«Без ужаса, омерзения и боли сердечной не могу вспомнить об этих годах. Я убивал людей на войне, вызывал на дуэль, чтоб убить; проигрывал в карты, проедал труды мужиков; казнил их, блудил, обманывал. Ложь, воровство, любодеяние всех родов, пьянство, насилие, убийство… Не было преступления, которого бы я не совершал».
Сознание порочности своей натуры побудило Толстого к поиску причин – он «препарировал» свой характер, пытаясь разложить его на составляющие и понять, чем вызваны те или иные поступки. Кто знает, может быть, так и не смог в этом разобраться, но опыт самоанализа позволил ему, когда потребовалось, описать художественными средствами характеры героев своих произведений. Толстой продолжал писать, пока хватало сил, и только это помогло спастись от угрызений совести и желания покончить с жизнью.
Всеволод Гаршин тоже мог кое в чём себя винить, а началось с того, что в его жизни случилось событие, которое поделило жизнь на «до» и «после» – разрыв родителей тяжко отразился на здоровье Севы. Но только к тридцати годам у Гаршина, в то время уже популярного писателя, появились явные признаки психического заболевания – в таких случаях обычно говорят, мол, нервы у него ни к чёрту. Однако это ещё полбеды, а вот когда читаешь строки из письма Гаршина другу, возникает подозрение, что дело тут значительно серьёзнее:
«Более всего угнетает меня безобразные мучительные воспоминания последних двух лет. Господи, как извращает человека болезнь! Чего я только не наделал в своём безумстве. Хотя и существует мнение, что человек с больным мозгом не ответствен за свои поступки, но я по себе вижу, что это не так».
Казалось бы, больного человека трудно в чём-то обвинять, но несомненно, что в минуты просветления Гаршин чувствовал, будто стал обузой для родных. Проблема ещё и в том, что, находясь в неадекватном состоянии, он не мог писать, и потому единственным спасением стал бы уход из жизни. И вот однажды он вышел из своей квартиры и бросился в лестничный пролёт. Судя по всему, причина самоубийства в том, что из-за болезни он уже не мог жить в том мире, который попытался создать своим пером, а другой мир его нисколько не устраивал. В отличие от Льва Толстого, у Всеволода Гаршина не было сил бороться за его переустройство.
Фридрих Ницше тоже не преуспел в этой борьбе, но вот что удивительно: как смог человек, страдающий сильнейшими головными болями, критически переосмыслить то, что происходит в мире, и своими философскими идеями хотя бы попытаться что-то изменить? Возможно, в этом помогли опиаты, которые он принимал, – тогда не стоит удивляться его работоспособности и обилию выдвинутых им метафизических идей, положенных в основу философских произведений. Сам он описывал это время следующим образом: