– У тебя круги под глазами, – наконец скупо роняет он после продолжительного молчания, – чем занимаешься ночами?
Его тон очень холодный, недовольный, я мгновенно понимаю, что после завтрака меня ждет неприятный разговор, эта сука моя мачеха уже настучала, что я последние две недели частенько не ночевал дома. Я развязно улыбаюсь ему в ответ:
– Знаешь ли, любовь… Первые трепетные чувства…
Он смотрит мне в глаза, у него тяжелый пронизывающий взгляд и я привычно опускаю глаза вниз, спорить с ним бесполезно. Особенно перед тем, как собираешься просить у него денег. Мы все некоторое время молчим, я равнодушно ковыряю испеченные мачехой сырники, лишь девчонки негромко переговариваются между собой.
– Ян опять обзывал меня жирной коровой и говорил, что на мне никто никогда не женится… – восклицает Дина, отец строго смотрит на ее и она мгновенно замолкает, осекшись на полуслове. Мелкая тупая сучка. Весь наш дальнейший завтрак проходит в полном молчании, отец неспешно допивает кофе и просматривает газету, я пытаюсь незаметно улизнуть из-за стола, но он окликает меня:
– Ваня, жди меня в кабинете… – бросает он мне в спину.
Я чертыхаюсь про себя и послушно плетусь в кабинет, отец входит следом и кивает мне на стоящее перед ним кресло, сам он садится за свой массивный письменный стол, отчего наше общение сразу приобретает некий официальный характер, я сразу же начинаю чувствовать себя провинившимся школьником, ожидающим выволочки в кабинете директора. Он вновь окидывает меня тяжелым взглядом:
– Что еще за Ян? – бросает он после длительного молчания.
Я развязно улыбаюсь:
– Ну это что-то вроде… творческого псевдонима. Иван по-польски…
Он хмурится:
– По-моему, мы в данный момент находимся не в Польше. Чтоб я этого больше не слышал…
Я протестующе дергаю плечом:
– Я уже сто раз говорил, что мне не нравится мое имя. Я же не виноват в том, что меня назвали этим тупым деревенским именем, как сиволапого крестьянина… Могли бы и подумать подольше…
Я встаю на ноги, я уже знаю, что во время споров нужно находиться выше собеседника, тогда у тебя есть шанс быть услышанным, но потом опять сажусь в кресло под его тяжелым взглядом.
– Это красивое русское имя, – цедит он, разлепив свои мясистые губы. – Так назвала тебя мать. Чтоб я этого больше не слышал, ты понял?