Они сразу же решили завести детей, и, когда этого не произошло, Лорен была раздавлена. Она забросила картины и начала преподавать два дня в неделю в школе в Хакни, а в остальное время работала из дома художником-графиком. Они жили скромно: после того как бесплатный цикл ЭКО от Национальной службы здравоохранения не увенчался успехом, все свободные деньги стали уходить на оплату лечения в частных клиниках. Казалось, будто жизнь Лорен протекает от одного приема врача до другого. С грустью и тревогой Адам и Рут наблюдали за происходившими с ней изменениями: плаксивая и капризная в период лечения, полная надежд в краткие периоды беременности, безутешная после их окончания. Для Адама было невыносимо видеть ее в том состоянии, в котором она была пять часов назад: опустошенную последней, величайшей потерей из всех.
Зайдя в туалет, Адам поставил чашку на полку, где среди кучи книг, ваз и камешков возвышалась золотая статуэтка BAFTA. Он мочился долго и с большим напором: двойное облегчение. Врач сказал, если можешь помочиться на стену с двух футов, рак простаты не грозит. Не то чтобы его беспокоил рак простаты. По крайней мере, не слишком сильно. Тем не менее в прошлом году уже пара коллег с ним столкнулись, обычно это заставляет задуматься. Однако в прошлый раз Адам попал с трех футов, что довольно неплохо для пятидесяти семи лет.
Стена позади него была увешана фотографиями дочек и рисунками времен начальной школы. На самом большом была подпись: “Моя семья. Лорен Фернивал, 3 года”. На рисунке Адам, Лорен и Алекс стояли, взявшись за руки, в фиолетовом доме. Повсюду цветы и деревья, а наверху ярко-голубое небо, желтое солнце и, если присмотреться, можно увидеть крохотный коричневый самолет.
– Ты только троих нарисовала, глупая! – заверещала Алекс, когда Лорен принесла рисунок домой. – А маму забыла!
– Неправда! – твердо заявила Лорен. – Мама в самолете.
Адам улыбнулся, вспоминая, как Рут встревожилась и сгоряча поклялась чаще появляться дома. Намного чаще. Эта фраза в их семье стала крылатой. С тех пор каждый раз, когда она говорила, что задержится допоздна в монтажной, не сможет приехать на день рождения или будет работать все выходные, дочки хором кричали: “Мама в самолете! Мама в самолете!”
Он остановился у подножия лестницы и почувствовал, как дом окутывает его, – они сделали это место таким, какое оно есть сейчас. Первые пару лет они жили как в берлоге. Так было у всех, кого они знали. Изо всех сил стараясь оплатить счета, они обставляли дом чужим старьем или тем, что удавалось найти на помойках. Каждые выходные заделывали щели, клеили обои и красили стены. Он научился штукатурить, соорудил ворота и собственноручно прибил все книжные полки. Все это он совмещал с тяжелой работой младшим адвокатом, за гроши вкалывая по ночам и путешествуя по всем судам Юго-Восточной Англии. Сколько же у них было энергии!