Поздней осенью прошлого года он вернулся с вахты из Подмосковья – там он работал сушистом. Максим сразу поехал в отдел кадров и подал документы в отдел кадров такого знакомого и желанного ему заведения, которого прочие граждане чурались. Заведение испытывало постоянный тотальный кадровый голод и вовсю призывало вступать в свои ряды всех более-менее подходящих под не самые высокие требования. Но единожды оступившегося обладателя профильного высшего образования, ветерана боевых действий и призёра спортивных состязаний обратно в своих щербатых рядах оно ни за что видеть не хотело.
Дело было так. Максим подал бумаги, через две недели его вызвали на собеседование и отправили на медкомиссию – надеялись, что здоровье претендента на четвёртом десятке хоть где-то, но расшаталось. По всем документам Максим проживал в областном центре, ФСИН тоже находилась в областном центре, но его направили проходить медкомиссию туда, где он проходил её перед призывом в армию полтора десятка лет назад – в уже хорошо подзабытый Верхнекамский район. Пройти нужно было непременно в течение двух недель, но это бы ещё ничего. Дело в том, что эта комиссия полным составом собиралась только для осеннего и весеннего призыва, а призыв заканчивался через три дня. Пришлось сломя голову нестись сквозь ночь, туман, бездорожье в родную глухомань, чтоб всеми правдами и неправдами попадать на это мероприятие. Ему, прошедшему огонь и воду в Ножай-Юртовском районе, пришлось тесниться по обшарпанным коридорам в компании с малолетними оболтусами поголовной категории «Д», которых, видно, Бог приберёг для каких-то других, не ратных подвигов.
Пройдя все эти злоключения и получив заверение в своей годности, Максим вернулся в областной центр. Он сиял и уже мысленно примерял обратно китель, к погонам которого был готов обратно звёзды пришивать. Но, хлопнув заветной бумагой по столу отдела кадров, он получил от начальника отдела кислую просьбу ждать до окончания рассмотрения. Ещё месяц, до «после праздников».
Таких новогодних каникул у Максима ещё не было. За неделю до Нового Года от беспробудного пьянства умер его отец. Похороны в разгар распродаж, мишуры, повсеместной иллюминации и насколько восторженных, беспочвенных и бесчеловечных заверений, что завтра будет лучше, чем вчера, очень быстро довели до двух пачек сигарет в день, нескольких очень лишних стопок водки и привычки к какой-то очень нехорошей усмешке.