Стоит ли говорить, что на описываемый мною момент я была бесконечно далека от любых прикладных вопросов медицины, во врачей в принципе не верила, как не допускала и мысли о том, что когда-либо в жизни заболею хоть чем-нибудь более серьезным, чем сопли или мозоль на пятке. Отличие, скажем, врача-невролога от врача-пульмонолога было для меня полной загадкой, разгадывать которую у меня не было ни необходимости, ни желания. И, казалось мне, эти необходимость и желание никогда не возникнут в будущем. Я питала веру в свой железный организм и непоколебимое здоровье, бездонную энергию и бесконечную работоспособность, мысленно даже иронизируя над своим всегдашним имиджем «зажигалочки», «ломовой лошади», «паровоза» – кто как это определял в моем окружении.
2020-й год налетел сонмом командировок, выездных тренингов и поездок в Альпы на горнолыжку. Путешествия сменялись с такой частотой, что в московскую квартиру порой приходилось заезжать только для того, чтобы переночевать и переменить чемодан. Я наслаждалась своей активностью и была на эмоциональном подъеме. Тем больнее было падение.
На конец марта 2020-го года была запланирована поездка в Мюнхен – посетить выставку Der Blau Reiter1 да послушать в Мюнхенской филармонии симфонический оркестр под управлением Гергиева. Но внезапно мир накрыл коронавирус, сначала казавшийся далеким, «китайским», но быстро охвативший и Европу, а вслед за ней – Россию. Предстоящий полет в Мюнхен я отменила по собственной инициативе еще в начале марта, а к середине марта перелеты между странами в принципе были приостановлены. Москва погрузилась в оцепенение локдауна.
Первые два месяца коронавирусной эпохи – март и апрель 2020-го года – запомнились слабо. Специфика моей работы инвестиционного аналитика заключается в том, что именно в кризисные времена наступает пик рабочей нагрузки: сбор и анализ информации, построение и адаптация финансовых моделей, рабочие звонки, консультации, встречи (в описываемом случае – онлайн), подготовка и публикация отчетов и презентаций, комментарии для прессы. Домашний режим и ограничения в передвижении по городу позволяли еще глубже, чем когда бы то ни было, погрузиться в рабочий процесс, ведь альтернатив оставалось немного.
Приходилось работать по многу часов подряд, порой по 14-16 часов в сутки, а тот факт, что я работала в международной компании и контактировала с инвесторами и коллегами по всему миру, фактически переводил мой рабочий график в режим нон-стоп: скажем, утром я должна была общаться с коллегами из Азиатско-Тихоокеанского региона, вечером наступал на пятки московскому времени Лондон, а следом и Нью-Йорк.