– Будет сделано.
– И далеко не отпускай, наверху заприте. Не уверен, что эта дура не взболтнет где-нибудь лишнего.
Лукьянов выходит из гостиной, и я иду за ним следом. Обогнув лестницу, попадаем в бильярдную.
– Не думал, что ты дашь ей развод, – достает кий.
– А что, мне ее в доме запереть?
–Ну… – смотрит наверх, – Мартынову…
– Не сравнивай. – Почему не сказал, что эта тут в качестве мебели?
– Думаешь Маринка бы поверила? Я себе сам уже не верю. К чему обострять и делать из неё дуру. Что с ментами?
– Все ровно.
– Всех взяли?
–Всех.
– Хорошо. Значит, будем действовать. Я хочу сделать это в Аккордовском доме, символично получится.
– Эстет херов. Ладно. Я понял.
– Сколько у нас Ломовских жизнеспособных осталось, из тех, кого взяли?
– Пять.
– Шума нет? А то такая волна самоубийств…
– Нормально, я приплатил кому надо.
– Хорошо. Я тут думал про местный нефтеперерабатывающий завод, Ломов был у них в доле, а мы чем хуже? Да и перспектив там столько…
–Что предлагаешь?
– Есть одна идея, если получится, нам понадобится юрист и платежеспособный гарант, будут нужны инвестиции.
Марина.
Смотрю на засыпающий город через запотевшее стекло машины, вытирая слезы. Как он мог? Все еще не верю в то, что видела. А ведь он даже не пытался оправдаться, сделать хоть что-то… он просто стоял и смотрел.
В Москве еще с неделю не могу заставить себя выйти из дома. Постоянно плачу, жалею себя и одновременно ненавижу за эту слабость, ничтожность. Я должна научиться жить дальше, как бы плохо и горько мне ни было. О Доронине больше ничего не слышно, совсем, и это ни черта не радует, а как меня может радовать, что любимый человек способен жить без тебя? Быть с другой, пока ты умираешь изо дня в день, ненавидишь ночь, потому что она вытаскивает на поверхность все твои страхи, парализует, заставляя повиноваться.
Боль живет во мне постоянно, и неясно, сколько это продлится. В город медленно приходит лето. Жаркое, солнечное. Отец пытается вытянуть меня на улицу, но я живу лишь работой, прихожу туда раньше всех, ухожу позже. Жизнь превращается в сплошной день сурка, и он мне нравится, с недавних пор новизна пугает, как и люди. Я же давно заметила, что боюсь новых знакомств.
– Марин, может, в кино сходим? – папа заглядывает ко мне в комнату воскресным утром, на нем серые брюки и заправленная в них белоснежная рубашка с коротким рукавом.