Оно-но-Комати - страница 27

Шрифт
Интервал


– Г-н, что Вы скажете?

– Плохо дело. У Вашей матери повреждены все энергетические центры, ей требуется хороший уход и много воды.

– Она умирает, да?

Я едва держалась, чтобы не заплакать, и доктор почувствовал это. Он протянул мне пузырёк с какой-то жидкостью светло-зелёного цвета.

– Будете давать три раза в день по три глотка.

Я посмотрела на пузырёк, затем на бесстрастное лицо доктора Иоширо.

– Прошу Вас, доктор, останьтесь. Отец хорошо заплатит Вам, а я…я буду выполнять все Ваши рекомендации, только, пожалуйста, останьтесь.

Напряжённое лицо доктора говорило о его раздумьях, он пожелал переговорить с моим отцом.

Лихорадка, поразившая мою мать, оказалась заразной по словам доктора, и он рассказал, что в соседней деревне умерло несколько человек, поэтому в доме были приняты меры, чтобы предотвратить заражение ещё кого-нибудь из семейства.

Мама была помещена в отдельный пристрой, ей выделили отдельную посуду и столовые приборы; сестёр и тётушку изолировали в домике для гостей, и «последние новости» они могли получать лишь черед слуг. Моё упрямство вновь помогло мне, меня пытались тоже изолировать от больной, но я проявила чудеса упорства и настояла на своём.

– Нет! Я не оставлю маму! Я буду ухаживать за ней! Прошу тебя, отец, не отправляй меня в домик для гостей.

В течение недели я оставалась возле кровати больной, доктор учил меня готовить снадобья; он отлучался лишь временами, чтобы проведать своё семейство. В эти часы я была особенно напряжена. Иногда мама лежала спокойно, но мне порой казалось, что это происходило не от того, что ей становилось легче, а просто потому что у неё не было сил даже на то, чтобы стонать.

Временами она теряла сознание, затем приходила в себя, и я вновь начинала слышать глухие стоны. На ночь меня меняли слуги, я забыла о том, что такое сон и еда; все мои молитвы были обращены к небу, чтобы боги помогли моей матери, облегчили её страдания.

Я молилась Фукурокудзю и Дзюородзин – богам молодости и долголетия в нашем семейном алтаре, я подносила божествам блюда с рисом, слёзы мои иссякли, а сердце оставалось пустым. Оно всегда опустошается, когда сталкивается с большим горем. Моё сердце не являлось исключением.

Боги оставались безучастными, как и само небо. Разве небу есть дело до людских страданий и потерь?