– Хорошо, Оно-но, я помогу тебе, а тётушке твоей всё объясню чуть позже, когда соберусь к ней с визитом.
– Прошу Вас, г-н Акайо, не делайте этого, иначе тётушка Акира не будет благоволить к Вам.
Монах вздохнул и спокойно ответил:
– Мне неважно, кто благоволит ко мне, а кто нет. Великий Будда говорил, что люди обладают человеческим сердцем, которое одно может понять боль другого человека.
Акайо скрылся в храме и вышел с небольшим свёртком.
– Это – еда для тебя, – сказал он, затем протянул мне небольшой клочок бумаги, – В Шайори живёт одна моя дальняя родственница, исповедующая буддизм. Я написал рекомендацию для тебя, чтобы она предоставила тебе жильё.
– О, спасибо! Как мне Вас отблагодарить, г-н Акайо?
Акайо улыбнулся:
– Ничего не нужно. Будь благодарна жизни за то, что умеешь мыслить.
Так впервые я очутилась в маленьком городке Шайори, в котором мне было суждено столкнуться с первыми трудностями в жизни.
Городок Шайори не произвёл на меня того же впечатления, что и Киото. Это был небольшой городок с приземистыми несколько угловатыми домиками местной знати, явившимися, по-видимому, выходцами из Китая, потому что во всём ощущалось приверженность китайским традициям и обычаям. И даже фонари, состоявшие из ярко-оранжевой ткани, здесь разжигались совсем так же, как в Китае. Нет, я никогда там не была, но в Японии люди мыслят как-то иначе, по-особенному. До сих пор мне казалось, что мы более утончённые, чем типичные китайцы.
Наряду с домиками знати чуть в стороне от них я заметила бедные домишки людей низшего сословия.
Город располагался на холме, именно поэтому он напоминал ступени, кварталы, дома разделялись друг от друга с помощью садов. Размер этих садов, вероятно, говорил о достатке их владельца. Сразу бросалось в глаза «ухоженность садов» людей из «высшего сословия». И, всё же, эти сады отличались от типичных японских. Для японского сада характерна строгость, некая торжественность, здесь минимум растений и максимум пустоты. Китайцы же любят пестроту и яркость. Невольно я вспомнила о Хакире, моей старшей сестре.
Я выходила на улицы Шайори и останавливала прохожих, спрашивала их о хромой девушке, но никто ничего определённого так и не смог сказать. Я обратила внимание на то, с каким почтением люди кланялись мне, когда моя повозка останавливалась, и я выходила оттуда.