Соответственно, не переношу любую еду с солью, овощи, суп и мясо, и все меню, кроме, представьте, молочной лапши, которую все ненавидят. Самое ужасное, что не могу пить кофе по утрам, нечем поднять давление и включить мозг. Я говорю «не могу пить», но на самом деле даже представляю кофе с отвращением. На 4-й день в короткий момент просветления появляется подозрение, что это не просто простуда, открываю пузырек с нашатырным спиртом, нюхаю – и ничего. Вообще нет запаха, слезы текут, а запаха нет. И так непрерывно, днем и ночью. Курить вообще невозможно. На пятый день медсестра уезжает в город на похороны родственника, и ты остаешься во главе медпункта совершенно одна, ежедневно глядя на свои 37,7 и 37,8. Похороны родственников и знакомых, даже тех, кто был неизлечимо болен несколько лет, становятся подозрительно частыми.
Практически все оставшиеся до конца сезона 4-5 дней проходят под тремя одеялами, при включенном смартфоне, совершенно без сил, лежа на кровати. Я даже готовлюсь к этим моментам полной потери сил и ознобу: успеваю дойти до соседнего корпуса, где есть еще несколько одеял и перенести их в медпункт. Однажды привели девочку, которая хотела только лежать, у нее была необъяснимая слабость, рвота и температура час назад. Как потом выяснилось, она объелась конфет, которые ей привезли родители. Я уложила ее в свою кровать, поставила рядом ведро и сладкий чай с молоком, ушла в другую комнату и упала на кушетку. Так мы проспали полчаса или час. Потом приехали ее родители и увозили ее домой уже почти совсем здоровую. А мне становилось все хуже.
Я не хотела только умереть, но я не боялась умереть. Думала, как умереть без проблем для своих детей, чтобы это событие не оставило им неприятных воспоминаний. Еще я думала, что если закружится голова и я упаду, то разобью себе голову или сломаю ногу: тут каменный пол, как на вокзале.
Я не помню, сколько дней или ночей прошло. Мои вещи собраны за 3 дня до отъезда и стоят напротив кровати. Я хочу домой. Иногда я забываю, как и зачем листают смартфон и засыпаю лежа или сидя за столом, глядя в раскрытый журнал, где я должна что-то писать. Смартфон падает со стуком на каменный пол. Смартфон в лагере – единственная связь с внешним миром. Когда мы все, взрослые и дети, заехали в лагерь с отрицательными ПЦР, нам тут же объявили, что мы не сможем выйти за территорию до конца сезона; до 30-го июня ворота заперты на замок, и на воротах охрана. Только так мы сможем защитить себя от ковида. Даже родители, которые постоянно приезжали с вещами и передачами для детей, общались с ребенком через забор, на расстоянии 2 метра.