Однако, вмешалась Любка.
– Здравствуйте, Леонтий, – произнесла она с неожиданно смущенной улыбкою. – Что же вы вчера в клуб не пришли?
– Ой, здравствуй… – Леонтий растянул губы в улыбке. Не очень-то приятной, как почему-то показалось Костику. Какой-то хищной, оскаленной… Нет, ну, впрямь – показалось.
– Я приходил, да. Правда, поздновато уже. Часов в одиннадцать.
– А-а, вот потому-то я вас и не видела. Мы с девочками недолго совсем были.
– А Валя Кретова с вами была?
– Н-нет… – Люба покусала губу с некоторой досадою. – Хотя, не знаю. Наверное. И была. Но, не с нами. Она ведь старше.
– Жаль, что не видела… Ну, пока, – Леонтий отвернулся и, прощаясь, хотел было дать Кольке «леща» – да промахнулся, раззява.
– Пижон чертов! – крикнул ему в спину Рокотов. Костик ничего не сказал, а Любка… Любка почему-то вздохнула до прошептала себе под нос:
– И что вы все о Кретовой спрашиваете? Что в ней такого-то?
Через два часа поезд не пришел. Не пришел и через три. Наверное, что-то случилось. Вовсе не обязательно – страшное. Вполне могли задержать – пропустить воинские эшелоны. Время такое – война…
Уже забрезжил рассвет, и где-то на востоке, за лесом, вдруг вспыхнуло солнце. Резко, словно бы вынырнуло, ударило по глазам расплавленным золотом…
Как раз в этот момент где-то за лесом и раздался, наконец, паровозный гудок. Уже совсем-совсем близко.
– Эшелон! – по всей платформе прокатился радостный гул. – Едут уже. Едут!
Вот показался поезд. Сбавляя ход, выскочил из-за леса. Подрагивая на стрелках, плавно проплыл мимо платформы черный, окутаны паром, локомотив. Запыхтел, останавливаясь. Машинист дал гудок. На платформе разом вспыхнули фонари. Как видно, начальник станции взял на себя ответственность. Решился-таки осветить… зачем-то! Заечм? Ведь утро уже. Наверное просто перенервничал, как и многие.
Темно-зеленые вагоны с шумом причалили к краю платформы. Распахнулись двери…
– Товарищи, товарищи, осторожней!
– Давайте вот, как для разгрузки, встанем… Вы – сюда. А вот вы – туда…
Наводя порядок, на платформе деятельно распоряжался какой-то парень лет двадцати пяти, в железнодорожной фуражке с черным околышем¸ в светлой гимнастерке и синих брюках-галифе, заправленных в запаленные сапоги. Костя его знал, да многие знали. Илья – секретарь комитета комсомола.