повествование ведется не о светском шалопае, а о человеке, порвавшем с прежним характерным образом жизни.
Когда Онегин развлекался в свете, смыслом жизни для него была эта самая жизнь. Четко показана иерархия его взглядов. Он знает «тверже всех наук» науку «страсти нежной». Что особенно нужно подчеркнуть, влечение к этой «науке» пробудилось в нем даже не в юности, а «измлада».
А это как? Ничего странного! Представим себе атмосферу в доме, где по прихоти отца задаются «три бала ежегодно». Ведь бал – это не только само мероприятие, но и подготовка к нему, и разговоры о прошедшем. Тут во всем доме переполох. Детям нет места в играх взрослых, но ведь отзвук происходящего в доме долетает и до детской. Фантазия уносит подростка в запредельные дали. Не ради красного словца сказано, что наука страсти нежной влекла Онегина к себе «измлада». (Не будем увлекаться новой веточкой этого дерева, но можно обнаружить факты, что некоторые поступки героя, описанные как деяния, на самом деле – по привычке – проходили лишь в его воображении).
Что после кризиса? Пока ничего! Прежние (обывательские) ценности разрушены, новые (истинные!) не обретены. Какие-то попытки читать, даже писать позитивным результатом не увенчались.
Что подвигнуло героя на перемену образа жизни? Конечно, можно принять во внимание особенности психологического склада Онегина, отмеченные поэтом «резкий, охлажденный ум» или умение с первого взгляда распознавать людей, что свидетельствует о даре героя извлекать опыт (но не односторонний ли?) даже из бесплодной науки страсти нежной («Зато как женщин он узнал», сказано в IX строфе первой главы в беловой рукописи; в печати строфа опущена, обозначена точками).
Но хотелось бы знать мнение автора. И кажется, поэт готов дать прямой ответ, как будто предугадав любопытство читателей!
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора…
Слово «причина» вынесено в рифму, запоминается. Но что это? Фраза становится громоздкой, поэт на ходу упрощает ее.
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу…
Воистину, перед нами уникальный фрагмент пушкинской поэзии. Это не черновик, а беловой текст. Поэт, разумеется, демонстрирует не косноязычие, а виртуозное владение словом. Он руководствуется своим принципом: «…Не надобно всё высказывать – это есть тайна занимательности» (Вяземскому, 6 февраля 1823 года).