Пока Сиринга предлагала ему обменять его изначальное одиночество, которое он столь тщательно в себе культивировал и углублял в последние годы, его свободу на взаимо-отношения. Устаревшая модель: ты – мне, я – тебе. Находя их обмен не равноценным.
Ведь Ганеша мыслил логически, а не практически. Как и все «головастики». Наивно пологая тогда, что, при хорошем раскладе, у него впереди могут быть тысячи таких девушек! И не желал фиксироваться лишь с одной из всего пространства степеней свободы выбора девиц, совершенно непохожих друг на друга.
Недопонимая ещё тогда, что все они – просто мясо, поданное под разным соусом тех или иных событий. Возникающих только лишь для того, чтобы столкнуть вас лбами. И завязать общение, перерастающее в чувства. Привязанность и одержимость. И отличаются лишь внешне и на вкус, если он у них есть. Уже присутствует – при самой сути их телесного существа.
Но только после того, как Фетида притащила его к своей прабабке Кирке, которую все её родственники почему-то побаивались и считали злой колдуньей, и та пророчески заявила, что они слишком разного поля ягоды, и рано или поздно Дионис её всё равно кинет, Фетида по дороге домой немного подумала, то и дело заставляя его рефлекторно оправдываться, и на следующий же вечер заявила, что им пора окончательно расстаться.
Дионис легко с ней согласился и облегченно вздохнул. Чтобы наконец-то выдохнуть из себя её затхлые представления о жизни и вдохнуть свежесть Сиринги полной грудью, продолжив её оценку более скрупулёзно.
О чём он Сиринге на следующий же день и доложил, сделав многозначительный вид, что с Фетидой у него всё, в чём она ему пока что упорно отказывает, уже было. Возможно, даже серьезно, кто знает? И для него это большая жертва. Которую он – ради неё! – сжигает на алтаре их пламенной любви.
Но было ли там с Фетидой хоть что-либо, кроме общения, пусть и с пристрастием, кроме полу открытого развода (то – давя на жалость, то – намёками) на фоне этого общения, подпуская Диониса то чуть ближе, то – прогоняя вон. С которого Пенфей вовремя сорвал маску «полу-», оставив публике голый развод, застигнутый врасплох! Заставив его и всех других, включая и самого Пенфея («Я могу кинуть тебя, а ты, сам того не желая, сдать или кинуть меня, – не раз повторял Пенфей, – так что всегда держи ухо в остро!») наблюдать сквозь призму возможного развода.