– Но, это все не то. Не то-о-о! – сказал он, натягивая пижамные штаны на пузо. – Не то! Кирочка, Михайловна-а-а!
– Батюшки! Да, что же это за дата такая? Какую дату я могла забыть. Все. Давай говори. Не томи.
– Ха-ха-ха-ха! – или что-то похожее издал Семен Евграфович, сообразив, что перестарался и раздул большой пожар любопытства с этой датой, и теперь нелегко его будет потушить. Он стал листать перекидной календарь на столе.
Развязка наступила бы, может быть. Но к дому начала откуда–то издалека приближаться громкая музыка из автомобиля или, скорее, бумканье. Бум-бум-бум-Бабах. Ту-ту-ту!
Кот сморщил усатую физиономию и растворился в воздухе. Доберман Гай, сказав коту вдогонку фразу «Сволочь едет! Спасайся!», начал искать будку, хотя у него её отродясь не было. Попугай постарался втянуть голову в плечи так, чтобы она провалилась в желудок, но не получилось, и он просто сделал вид, будто уснул.
Со словами «Деточки с учёбы едут. Ладно. Потом расскажешь мне, что за дата такая.» Кира Михайловна отстала от мужа, засуетилась и пошла в сторону кухни продолжать готовить. Семен Евграфович снова стал листать календарь.
Автомобиль, ревя подрегулированным глушителем и бумкая музыкой, подъехал ко дворцу. Дверь авто открылась, но никто не вышел.
Роскошный и дорогой, конечно же, автомобиль. Ох. Дети-дети. Сначала девочек интересуют куклы, а мальчиков – машины. С возрастом все наоборот. Хотя, тут мальчиков и машины тоже интересуют.
Прошло ещё немного времени, музыка маленько утихла, но никто и не пытался выйти.
Гай осмелел, подошёл, нюхая воздух, и заглянул в открытую дверь. И гавкнул от удивления, отойдя маленько назад.
Водитель, точнее, водительша находилась за рулём не в привычном водителю положении, а с точностью до наоборот. Руки и голова – подбородком на руле, грудь на седушке, а ноги с каблуками на спинке сидения и подголовнике. Вся поза её говорила, как бы: «Инструктор мне что-то не договаривает!».
Кот, глядя с крыши дома, сказал громко:
– Опять двойка!
Но, поняли его только собака, которая повернула к нему голову и застыла, и попугай, который зачем-то сказал из дальней комнаты: «Хороший, Петруша!».
И попугай, походу, опять оказался прав. «Петруша – Кен» оказался «хорошим», то есть пьяным вдрызг, хоть и с бородой. И дрых на заднем сидении. А Гагочка, любовь Кена и почтижена, почему-то оказалась в таком положении, как бы, сложив губы устало на руль внизу.