– Да, мне предстоит серьёзная работа. Почему только Переяславцев скончался спустя три часа после употребления этого самого ангидрида? Я думала, если это – сильнодействующий препарат, он должен был умереть сразу же.
– Нет, она, то есть смерть наступает медленно, точнее не совсем медленно, а просто человеку становится всё хуже и хуже, затем присоединяется одышка, судороги, далее отёк лёгких и всё по нарастающей.
Мила удручённо покачала головой.
– Я, конечно, рада новым данным, но теперь в моём уравнении тысячи неизвестных и практически ни одного известного.
– Ну, два-то уж точно есть: Борисов и Переяславцев.
– Они покойники и ничего мне не поведают о своей смерти, – отшутилась Мила.
– Ладно, иди спокойно обдумай мои сведения, может, к чему-то придёшь, я всегда рада помочь, – Ниночка похлопала Милу по плечу, выражая таким образом своё сочувствие в предстоящем нелёгком поиске, – Понимаю, мне проще. Ты ведь должна всё свести в одну цепочку и не одну душу вывернуть наизнанку, но почему- то мне кажется, тебе повезёт.
– Надеюсь.
Мила достала из кармана свою записную книжку, наспех просмотрела свои предыдущие записи:
«Посещение места преступления,
расспросы очевидцев, коллег по работе».
Добавила ещё одну строку:
«Посещение вдовы Борисова».
Ниночка кивнула на блокнот в руке Милы:
– Что ты там пишешь? Если заключение, я и так тебе его дам с печатью и штампом, как положено.
– Нет, не заключение. Это я своё. А заключение я, пожалуй, с собой прихвачу.
Мила сложила вчетверо стандартный лист медзаключения, сунула его в карман и, что-то думая про себя, вышла из кабинета.
– Ты проходи, проходи, не стой в дверях-то.
В узкой дверной щели показалось постаревшее лицо Зои Всеволодовны, она была одета в синий фланелевый халат, куталась в пуховую шаль-самовязку.
– Батареи плохо топят, вот целыми днями мёрзну, лето вспоминаю, как на огород поеду. Теперь, слава богу, отдыхаю, а то руки после прополки болят. Я сейчас чай поставлю, как раз обедать собираюсь.
Мила стряхнула прилипший к пальто снег, повесила его не крючок, сняла сапоги. Зоя Всеволодовна заботливо подставила под её ноги тапочки.
– Проходи, давно ты у меня не была.
Мила огляделась. В прихожей висел портрет Лопухиной, здесь было намного темнее, чем в комнате. Мила опустилась на мягкую софу в гостиной, в то время как хозяйка пошла хлопотать на кухню, послышалось шипение чайника, запах свежеиспечённого хлеба.