Все же, любопытство взяло свое.
– В крайнем случае, выясню, что это не ко мне, – подумал я, одеваясь.
Подойдя к метро, я сразу выделил человека: высокий, восточной внешности, в длинном сером плаще и в афганской шапочке, пуштунке. Я подошел к нему и спросил, не меня ли он ждет. Он посмотрел на меня, достал из пакета четки и спросил, не узнаю ли я эти четки?
– Да, я знаю человека, у которого они были.
– Это четки моего учителя, – сказал он, вдруг перейдя на русский язык. Говорил он с небольшим акцентом.
– А где он сам, что с ним случилось? Я встречался с ним несколько лет назад, он был жив и здоров.
– Учитель воссоединился с Единым. Он наказал мне найти тебя и передать эти четки. Он сказал, что ты все поймешь сам. Да, и еще он попросил при этом вот так щелкнуть пальцами.
Он положил четки в простой пластиковый пакет и передал их мне.
– А ты можешь мне что-нибудь о нем рассказать, я совсем о нем ничего не знаю. Я даже имени его не знаю.
– Он дервиш. У него нет имени. Мы, его ученики, звали его муаллем, Учитель. Он учил нас арабскому языку в Бейруте.
– Удивительно, а я и не знал об этом. Я с ним обычно говорил либо на дари, либо по-русски.
Человек пожал плечами и недоуменно ответил:
– Он не знал русского языка, по крайней мере, я бы об этом знал. Я несколько раз в его присутствии разговаривал по телефону со своим братом, который тоже учился в МГУ, он даже не смотрел в мою сторону. Я всегда думал, что он араб. Я очень удивился, когда узнал, куда он меня направляет, чтобы передать четки.
– А как ты меня нашел?
Он посмотрел на меня, ничего не сказал и щелкнул пальцами.
Мы распрощались. В руке у меня остались четки. Всё, что осталось у меня от этого человека.
Придя домой, я их внимательно рассмотрел: старые, тяжелые, отполированные временем, из крупных осколков перламутра. Эти четки всколыхнули целый пласт воспоминаний, связанных с Афганистаном, Ташкентом, учебой в институте: временем, которое уже безвозвратно кануло в прошлое, унеся с собой чувство стабильности, правоты и внутреннего спокойствия. Как разительно отличались те дни от вывернутого наизнанку наступившего времени. Кому нести свет истины, когда глаза застит нажива и стремление во что бы то ни стало вырваться вверх? Мне казалось, что ушли времена сосредоточенных занятий в поисках внутреннего Я.