Дело было темное, и, чтобы хоть как-то дать ему ход, следствие должно было найти мотив. Поговаривали, что супруги были несчастливы вместе, что у Люсиль Миллер кто-то был. Отыскать мотив – такую цель поставили себе детективы на ближайшие несколько недель. Искали в бухгалтерских книгах, в условиях двойной страховки, в регистрационных журналах мотелей, пытаясь понять, что могло заставить женщину, которая искренне верила, что достаток и стабильность принесут ей счастье, возглавляла местный благотворительный фонд, всегда знала, где можно недорого сшить хорошее платье, а когда-то и вовсе сумела вырваться из унылого консервативного захолустья в поисках лучшей, по ее мнению, жизни, – что могло заставить такую женщину сесть у панорамного окна в своем новом доме на улице Белла-Виста в лучах пустого калифорнийского солнца и, глядя вдаль, выстроить план, как заживо сжечь собственного мужа в семейном «фольксвагене». Зацепка обнаружилась ближе, чем ожидалось: позднее из показаний в суде стало ясно, что в декабре 1963 года Люсиль Миллер завела роман с мужем одной из своих подруг, мужчиной, чья дочь называла ее «тетя Люсиль», а сам он, казалось, обладал особым талантом притягивать людей, деньги и благополучие – талантом, которым Гордон Миллер был явно обделен. Мужчину звали Артвелл Хейтон, это был известный в Сан-Бернардино юрист, который когда-то работал в аппарате окружного прокурора.
В некотором смысле это была типичная интрижка для такого места, как Сан-Бернардино, – места, где так мало света и благодати, где люди забывают дорогу в будущее и пытаются отыскать ее в чужой постели. За те семь недель, что продолжался суд над Люсиль Миллер, помощник окружного прокурора Дон Тёрнер и адвокат Эдвард Фоли разыграли между собой на редкость предсказуемый спектакль. В нем были записи из мотелей под вымышленными именами. Были совместные обеды и дневные прогулки в красном «кадиллаке»-кабриолете Артвелла Хейтона. Были и бесконечные разговоры об обманутых супругах. Были там и доверенные лица («Я всё знала, – с жаром настаивала Сэнди Слейгл позднее. – Время, место – всё»), и фразы, будто выписанные из бульварных романов («Не целуй меня, иначе я не смогу устоять», – сказала Люсиль Миллер Артвеллу Хейтону однажды после обеда на парковке ресторана «Гарольдс клаб» в Фонтане, о чем она вспомнила на допросе), были и милые любовные записки: «Привет, сладкая моя! Ты моя прелестница! С днем рождения! Выглядишь на 29 и ни днем больше!! Твой малыш, Артвелл».