– Рада слышать, – улыбнулась Эмбер. – Они такая чудесная пара!
На этом можно было бы и остановиться, но надо знать мамочку. Эмбер смерила взглядом дочь и Ханта и без всякого стеснения заявила:
– И у вас была бы чудесная пара, если б вы преодолели свою дурь.
Брайс заерзала на кресле и загородила программкой вспыхнувшее лицо. И почему до сих пор не погасили свет? Однако Хант ничуть не смутился и сказал:
– Знаешь, Эмбер, хорошие события происходят с теми, кто умеет ждать.
От его беззастенчивого, самоуверенного тона Брайс поморщилась и, бросив программку на колени, заявила:
– Сегодня знаменательный день для Юниперы. Давайте не портить его пустой болтовней.
Эмбер молча коснулась коленей дочери и отвернулась к сцене.
Хант допил свое шампанское. У Брайс снова пересохло во рту при виде его широкого, сильного кадыка, словно помогающего проталкивать шампанское в горло.
– А я-то думал, ты любишь поговорить ни о чем.
Выбор у Брайс был невелик: или дальше глазеть на Ханта, пуская слюни, или отвернуться. Не желая портить платье, она перевела взгляд на зрительный зал. Публика торопилась занять места. Многие смотрели в сторону их ложи.
Особенно из фэйских лож справа от сцены. Ни ее настоящего отца, ни Рунна в театре не было, но несколько холодных фэйских физиономий были ей знакомы. Среди них родители Тристана Флинна – провинциальный правитель Хоторн и его жена, а также их дочь Сатия, жуткая снобка, которая сидела между отцом и матерью. Никто из этой сверкающей драгоценностями знати не был обрадован присутствием Брайс. Отлично.
– Напоминаю: сегодня знаменательный день для Юниперы, – пробормотал Хант, лукаво изогнув уголки губ.
– Ты это к чему? – сердито спросила Брайс.
Хант кивнул на напыщенную знать в фэйских ложах:
– Я же чувствую, как ты изыскиваешь способ их позлить.
– И неправда.
– Правда. – Хант наклонился к ее шее. – Я это знаю, поскольку думаю о том же.
В партере и на верхних ярусах замелькали вспышки камер мобильников. Брайс понимала: зрители фотографируют отнюдь не театральный занавес.
Она повернулась к Ханту, лицо которого знала, как собственное. Несколько секунд, показавшихся ей вечностью, они смотрели друг на друга. Брайс сглатывала, однако не могла заставить себя пошевелиться и отвести глаза.
У Ханта дрогнул кадык, но он не произнес ни слова.