Горло обожгло.
– Закусывай, закусывай, не стесняйся.
Антон и не стеснялся, он давно не ел ничего подобного.
– Зверобой, чабрец, немного мяты – мигом вся хандра сойдет.
– С чего вы решили, что я хандрю? – Кислицин проговорил это с набитым ртом.
– Да все вы, городские приезжаете с глазами пыльными. Эх, погостил бы подольше, силой налился. У меня сынок в отпуск приезжает тенью, месяц в чувство привожу. Как отец?
– Болеет, как мать схоронили, так и слег. Из дома почти не выходит.
– Плохо. Я передам ему бутылочку с настойкой. Сам делаю.
– Ему нельзя алкоголь.
– Так я не пить предлагаю, по капелькам принимать и натираться. А лучше привези его, хотя бы на лето. Ко мне ведь лечиться за много верст приезжают, потому и дом ваш кстати, людей здесь селю.
После третьей рюмки улыбающееся лицо Ильи Ефимовича вдруг запрыгало, смешно сотрясая щеками. Будто в унисон начали подскакивать огурчики, ломтики сала пустились в хоровод, и даже степенная курица не выдержала – подергивала ножками.
– Ух, сомлел совсем, пойдем спать, утро вечера мудренее.
Большая кровать с блестящими шариками. Вверх-вниз, вверх-вниз.
«Тошка, Тошка, оголец», – бабушкины натруженные руки ловят, но никак не могут поймать. Вверх-вниз, вверх-вниз.
– Синь – синь – синь… Синь-синь-синь…
Какой странный будильник. Не будильник – синица. Поднялся удивительно бодро, будто и не было этих рюмок с волшебными травками. В титане теплая вода, на кухне убрано. Когда это сосед все успел? Во дворе глазам больно от солнца. Рыхлый снег, рассыпавшийся льдинками, дробь капели о металлические перила крыльца.
– Синь-синь-синь, – совсем рядом.
– Действительно, синь, – согласился Антон, открывая машину.
Но что это, за решетку бампера зацепилась какая-то тряпочка, нет, не тряпочка – ниточка черной бахромы. Платок с бахромой, женщина на дороге, фотография Анны Петровны. Синичка, спорхнув, улетела. Солнце спряталось за сизой тучей. Не синь – серо, в лохмотьях туманной дымки.
Здание городской полиции, теремок в псевдорусском стиле – с пузатыми колоннами, украшенными резной сенью, множеством маленьких окошек. Под низкими сводами сумрачно. Дежурный сотрудник долго созванивался, проверял документы Антона, задавал вопросы, пока, наконец, не отправил по гулким пустым коридорам разыскивать нужный кабинет. Тёмные стены, подпёртые облезлыми деревянными спайками старых кресел из какого-то клуба, нависший потолок, все это создавало ощущение нереальности. «Что я здесь делаю? Какой я родственник, если даже внешности тётки не помню, хорошо фотография нашлась».