– Амброуз одобрил только курицу, – послышался ее голос.
– Понятно, – сказал, не отрываясь от работы, Эдан.
– Я завтра распечатаю новое меню, – продолжила Дамиана. – Пока.
– Пока.
Ее рабочий день подошел к концу, она поспешила домой, а Гэлл вышел из подсобки и уставился на Эдана. По его взгляду было понятно, что он все слышал.
– Курица, значит, – произнес он, оказавшись у раковины.
– Да, – подтвердил Эдан. – Хорошо, что не Цезарь.
– Иди покури, заказов же нет.
– Я как раз собирался, – сказал Эдан, вытирая руки о небольшое красное полотенце.
Когда он вышел на улицу, уже темнело, а в небе появились первые звезды. Эдан сел на скамейку и закурил, а через некоторое время к нему присоединился я. Я запрыгнул на скамейку и потерся головой о его ногу.
– Привет, черный, – сказал он мне. – Тебя утром кто-нибудь кормил? Судя по контейнеру, это был Гэлл. Снова сырым мясом угостил?
Он смотрел на меня и продолжал курить, сигарета становилась все короче и короче, пока от нее почти ничего не осталось, и пока бычок не полетел в урну. Эдан встал и отправился на кухню и через минуту вернулся с салфеткой, в которую были завернуты куски жареного лосося.
– Вот, – сказал он, развернув ее у моего носа.
Я начал есть. Рыба была еще теплой, а от его рук и немного пахла табаком.
– Сегодня был тяжелый день, – услышал я в его мыслях.
Приближалась и ночь, ночью заведение тоже работало, только знали об этом не все. Дамиана ушла домой, она была уверена в том, что и остальные должны были разойтись по домам, но работа остальных сотрудников только начиналась. И в основном это касалось бара, где на смену кофе и молочным коктейлям пришла очередь готовить что покрепче.
Зигмунд расставил белые чашки по полкам в ящике и начал протирать белой салфеткой бокалы и рюмки. На нем уже не было серой футболки, в которой он обычно работал. Она словно испарилась с его молодого тела, обнажив торс и руки. Тело у него было красивым, только теперь он был размером с куклу.
Зигмунд был хорошо сложен, сквозь молочную кожу проступал рельеф мышц, а за спиной показались зеленые крылья, которые мерцали. Их было четыре, они были невесомыми и просвечивались. Они показались, а это значило, что солнце скрылось за горизонтом. Теперь в небе сияла луна, и уши Зигмунда стали остроконечными.
– Надо прочистить уши, – сообщил он Матильде и Агнесс.