Наверное, Виктор слегка сдвинулся в уме, но он поверил, как ребенок, в Чудо, потянулся обожженным сердцем… Потому что Наташа часто являлась ему в снах, звала с собой, убеждала в чем-то… Но после книги она больше не приходила. Виктор маялся, чернел лицом, устраивал войну в пух и прах с командой по любому поводу. В ту пору особенно обострилось желание уйти… Лишь Санька, вечно голоногий и растрепанный, не давал Виктору погрузиться в безликую черную пустоту депрессии.
Виктор вспомнил, как привел на "Магеллан", стоявший еще на стапелях, своего сына, заявив старпому, что не отдаст его ни в какие спецшколы. Мужчина понимал, что старпом прав во всем, что говорил тогда. И в том, что Виктор эгоист, потащивший пацана за собой лишь для того, чтобы ему, Виктору, было не так тошно. И в том, что Саньке нужны друзья его возраста, а не сюсюкающие дядьки и не ахающие тетки из экипажа. И в том, что "хватит, наконец, строить из себя муху, вляпавшуюся в паутину и потерявшую волю к жизни, которая безропотно сложила лапки и чего-то ждет вместо того, чтобы трепыхаться, жить и бороться…" И в том, что он действительно "эгоист, который думает только о себе и не может хоть раз серьезно подумать о судьбе сына". Виктор оправдывал себя тем, что он всегда думает о сыне, боится за него, как когда-то боялся за Валю, боится, что загнется сам, если рядом не будет Саньки…
"Боишься за свой покой, за свою жалкую душонку", – презрительно подумал капитан и радостно согласился, что да, он боится всего… А о судьбе сына действительно стоит подумать. Не век же ему выслушивать школьную программу от Йога, который не может заменить Саньке друга. Виктор вызвал на связь старпома:
– Вот что, Авдей… Прозондируй условия поступления на Планету-Лицей для десятилетнего мальчишки.
– Надумал? – просветлел Авдей Казимирович.
– И не просто надумал, – усмехнулся Виктор, поняв, что настала пора, – я послезавтра подам рапорт о переводе из действующего флота на базу Лицея. Прости, Авдей, но я без Саньки дышать не смогу…
Авдей долго смотрел на погасший кусок стены, потом выбил пепел из трубки и вздохнул. Если бы у него был такой сын, он сам бросил бы все на свете, чтобы быть с ним рядом, видеть его хотя бы издалека, хотя бы пять минут в день и знать, что с ним, вечно ехидным и поцарапанным мальчишкой, ничего не случилось…