Санька скинул сандалеты, бухнулся с ногами в мягкое кресло и с аппетитом вонзил зубы в пирожок, излучавший безумный аромат картошки, лука и печенки. Виктор Степанович Лебедев сел в кресло напротив и сказал:
– Итак, молодой человек соизволил явиться, что свидетельствует о том, что он сегодня не успел свернуть себе шею на "графских развалинах"… Пора тебе, Александр, браться за ум.
– Ага, – мальчик довольно облизал жир с пальцев. – Давно пора.
– Выдрать тебя пора, – улыбнулся отец. – Завтра мы отправляем к Синим Скалам роту андроидов для добычи минералов. Видишь ли, сегодня все страшно заняты непонятно чем, а в программе их работы надо кое-что подправить. Рискнешь? Я все конкретно объясню.
– Хоть щас… А сам не можешь, что ли?
– Некогда мне.
– Ой уж, – протянул Санька, – просто ты хочешь отбить интерес к вольной жизни…
– А если и так? – Виктор отвлекся от созерцания потолка и глянул на сына. Александр сидел притихший, взъерошенный и смотрел на портрет на стене каюты. Виктор почувствовал глухую боль в сердце. Наташа, язвительная и всегда добрая Наташка Лебедева-Герц, мать Саньки… Резко сгустились никогда не уходившие далеко тени давнего горя. С чувством щемящей нежности Виктор снова посмотрел на сына: "Не забыл… Помнит маму…" Мальчик встал с кресла, прижался лицом к плечу отца. Виктор пригладил взъерошенные волосы сына:
– Ничего, малыш… Главное, помнить… И мама всегда будет рядом.
В полумраке каюты раздался всхлип, и Санька торопливо утер проступившие слезы, снова прижался… Лебедев-старший осторожно тронул кисточку волос на макушке сына. Старая боль притупилась, но все так же пульсировала в душе: "Ната… Наташка…" Виктор встряхнулся, еще раз прошелся по Санькиным волосам и сказал:
– Санек, ты вот что… Сходи к Сырому. Наш старпом нашел сегодня что-то интересное и хотел тебе показать. Потом приходи снова. Сегодня по почте пришла новая книга. Почитаем…
Саня сумрачно кивнул, потер глаза и пошел к двери, но вот пружинисто вскинул голову и выскочил в коридор. Виктор устало улыбнулся и, как бы извиняясь, посмотрел на голограмму Натальи: "Извини, Ната, он мальчишка. Пять лет все-таки прошло…"
В душе у Саньки было сумрачно, когда он появился в кубрике, где в то время всегда обитал старпом. Авдей Казимирович Сырой, которого все, кроме капитана, стали называть Тамерланом после случая на Хиндире, вышагивал по просторному помещению, пыхтя трубкой и припадая на левую ногу. Хромал он после того, когда на Хиндире первым примчался на руины обвалившегося "замка", вытащил пацана из-под обломков, а потом три дня просидел у постели больного Сашки… И они прикипели друг к другу.